Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

Придет, говорят, к парню, скажет: «Гуляй вот с етой», — и будет.

Вредная бабка, только вредит. Парень етот ей говорил: «Что ты такая вредная?» — А она ему: «Сделаешься ты таким». И точно, стал; как заговоренный, парень-то. Точно бабка сказала, так все и стало (Новгородская обл, Старорусский район, Ивановское, 1990).

№ 321. Ну, вот тетка-то ёя, она гуляла с парнем, а у него батька был колдун. Ну, ушел он в армию, а она вышла за другого. Ну, едут они с мужем, доехали они до гумна, с гумна вот белый кто выскочил и умахнул, как мертвец. Она как упала в канавину-то и посмотрела на левый бок, на Котецк-то. Так ее и кинуло. А парень-то был с Котецка. Голова у ее долго на левый бок оставалась. Ну, мать ее съездила к волхвинке, та ей сказала, что на смерть ей было сделано и чтоб она сходила к колдуну, к отцу того парня, что в армии был, и чтоб он ее в баньке выпарил. Так она и сделала. А потом помогла бабка-то. Только с двадцать второго года она, девушка-то, болела и до шестидесяти четырех (Новгородская обл., Старорусский район, Котецко, 1990).

№ 322. Волхвы приходят на Чистый четверг, на Егорий, Ивана, на Пасху. Дедовники[170] вырывают и в дворовых воротах закапывают, чтоб не спортили (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).

№ 323. Колдуны, которые много знали, портили людей, скот, когда умирали, говорят, крышу открывали. Маленько поднимут охлупень[171] на домах-то, ему легче будет, нечистый как бы выйдет (Архангельская обл., Мезенский район, Кимжа, 1986).

№ 324. На Чистый четверг нельзя никому ничего давать, а то порчу наслать могут, попортют тебе и животину и все. Ничего не давай, особенно соли, ето самая страшная порча будет. Не давай из дому ничего, а то с порчей вернут. Самое ето время такое, на страшной[172] неделе, ето ихний день, колдунский, заповедный, они его специально дожидаются.

Говорят, что колдун так помереть не может, Бог его не берет. А чтоб он умер, надо залесть на печку, выломать девятую потолочину, и тогда он помешится, ну, умрет да. А еще он может сам умереть, лишь когда все свое искусство другому передаст, только все, а иначе не поможет. Вот у нас девка была в деревне, так ее бабка колдуньей была, так она две недели помирала, так ее кружило, и только как потолочину выломали, только тогда померла.

Раньше много у всех скотины было. И вот на Ивана тоже колдуны ходят, колдуют. Седьмого июля надо дворы подпирать осиновым колом.

У одного мужика было много скота, и семья была большая, и каждый год колдун у него скотину губил. А вот он подговорил своего брата, чтоб колдунью-то ему подкараулить, А эта бабка даже из родни ему была. Они пошли к ней, а она на дворе своем, она там что-то ворчит, кругом скотины ползала, шептала что-то. Они вернулись на свой двор, забрались на сарайку. Она приходит вся рваная, волосы распущены, с метлой, с ведром и со щеткой, три предмета обязательно. Стала ходить кругом скотины, и поймали ее. Это ночью было, до двенадцати, до петухов. Ну вот, схватили ее. «Ты зачем пришла?». Выгнали ее, закрыли яе у нее дома, и назавтра у нее весь скот пропал, и она неделю болела, вся в синяках была. Они бьются очень, если их на дело не пускают (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).

№ 325. В одной деревне жил дед Василий. Говорят, что он был колдуном. Помер, значит, он. Уже обмыли, положили на лавку. Потом приходят мужики, а он на лавке сидит, ноги поджал и руки сложил. А один мужик не растерялся и говорит: «Ложись, Васька, а то топором башку отрублю». Это его лукавый и черт подняли. Чтобы его снова положить, пришлось жилы подколенные подрезать. Он колдуном был, слова не передал и умер, вот его и подняло. Когда ведьма умирает, надо в потолке дыру вроде окна рубить, а если она слова не передаст, то и умереть не может.

Бывало, мальчишки начнут рыбу из сети вытаскивать и к его подберутся. Дед Василий скажет: «Ничего, моя рыбка никуда не уйдет!» Мальчишки и с места сойти не могут и заплачут: «Дедушко, отпусти, миленький, не будем больше». Он их и отпустит, они рыбку всю побросают, да и убегут. Вот как колдовал (Вологодская обл., Кирилловский район, Благовещенское, 1979).

№ 326. Все говорят, что чертей передают. Манька у нас, переданы ей от батьки черти. Она глухонема была, говорит, говорит, ницего не понять, все махается. Она дрова было пилит да ногой пихат, уйди да уйди. Ей батька отдал чертей, говорят. Кто имеет чертей, тот долго не умирает, трудно умирает (Новгородская обл., Любытинский район, Ковриг, 1986).

№ 327. Я, говорит, выслушала их разговор. Сказывают про каких-то колдунов. Один говорит, что сейчас же может человека испортить, а другой, что может сейчас же вылечить. И перед ними — сидят едят колдуны — буханка хлеба. Один буханку испортил, буханка почернела, уголь. А второй говорит «Я вылечу!» Вылечил. Буханка побелела. — «Ну-ко, разрежь!» Разрезал, а в середине черно. Вот, говорит, так и лечат. Только сверху заморят или не вылечат совсем. Внутри черно, а сверх бело (Коми, Усть-Цилемский район, Замежное, 1987).

№ 328. Вот знали[173] люди. И два заспорили в Осокиной. Один в Осокиной был, а другой — из Гляден. И заспорили, кто сильней. Видимо, у их тоже есть ето, у кого больше чертей. Дак вот заспорили. Тожо закупали скота-та. Вот говорит один: «У меня лягут коровы». А другой: «У Гляден». На километр повыше был, ну, на километр подальше был. Осокину коровы прошли, на Глядине легли, не пошли никуда. Вот так. Тожо знались, видимо. Один другого сильнее (Пермская обл., Соликамский район, Харюшино, 1989).

№ 329. Вот коновалы рассказывают. Вот у нас в деревне два колдуна, так молодых спортят, если их не пригласят на свадьбу, в волков превратят. Овернут молодых волками, и три года бегают по лесу, вся одежа прирвется, а вот на спине вырастет волчья шерсть, как долонью хватют. Бывали такие случаи, или молодых волками сделают или на свадьбе что случится.

Вот, говорят, к венцу приезжают молодые, один колдун подходит, говорит: «Три-девять пудов горох». Надо, чтоб в струцке гороха девять горошин было. И вот етот струцок наговорят: «Три-девять пудов горох, три-девять