Золотой век русской поэзии - Вильгельм Карлович Кюхельбекер

   Считай свои приобретения!..

Увы! к мечтам, страстям, трудам мирским

   Тобой скопленные презренья,

Язвительный, неотразимый стыд

Души твоей обманов и обид!

8

Твой день взошел, и для тебя ясна

   Вся дерзость юных легковерий;

Испытана тобою глубина

   Людских безумств и лицемерий.

Ты, некогда всех увлечений друг,

   Сочувствий пламенный искатель,

Блистательных туманов царь – и вдруг

   Бесплодных дебрей созерцатель,

Один с тоской, которой смертный стон

Едва твоей гордыней задушен.

9

Но если бы негодованья крик,

   Но если б вопль тоски великой

Из глубины сердечныя возник,

   Вполне торжественный и дикий, —

Костями бы среди своих забав

   Содроглась ветреная младость,

Играющий младенец, зарыдав,

   Игрушку б выронил, и радость

Покинула б чело его навек,

И заживо б в нем умер человек!

10

Зови ж теперь на праздник честный мир!

   Спеши, хозяин тороватый!

Проси, сажай гостей своих за пир

   Затейливый, замысловатый!

Что лакомству пророчит он утех!

   Каким разнообразьем брашен

Блистает он!.. Но вкус один во всех

   И, как могила, людям страшен;

Садись один и тризну соверши

По радостям земным твоей души!

11

Какое же потом в груди твоей

   Ни водворится озаренье,

Чем дум и чувств ни разрешится в ней

   Последнее вихревращенье, —

Пусть в торжестве насмешливом своем

   Ум бесполезный сердца трепет

Угомонит и тщетных жалоб в нем

   Удушит запоздалый лепет,

И примешь ты, как лучший жизни клад,

Дар опыта, мертвящий душу хлад.

12

Иль, отряхнув видения земли

   Порывом скорби животворной,

Ее предел завидя невдали,

   Цветущий брег за мглою черной,

Возмездий край, благовестящим снам

   Доверясь чувством обновленным

И бытия мятежным голосам,

   В великом гимне примиренным,

Внимающий, как арфам, коих строй

Превыспренний не понят был тобой, —

13

Пред Промыслом оправданным ты ниц

   Падешь с признательным смиреньем,

С надеждою, не видящей границ,

   И утоленным разуменьем, —

Знай, внутренней своей вовеки ты

   Не передашь земному звуку

И легких чад житейской суеты

   Не посвятишь в свою науку;

Знай, горняя иль дольная, она

Нам на земле не для земли дана.

14

Вот буйственно несется ураган,

   И лес подъемлет говор шумный,

И пенится, и ходит океан,

   И в берег бьет волной безумный;

Так иногда толпы ленивый ум

   Из усыпления выводит

Глас, пошлый глас, вещатель общих дум,

   И звучный отзыв в ней находит,

Но не найдет отзыва тот глагол,

Что страстное земное перешел.

15

Пускай, приняв неправильный полет

   И вспять стези не обретая,

Звезда небес в бездонность утечет;

   Пусть заменит ее другая;

Не явствует земле ущерб одной,

   Не поражает ухо мира

Падения ее далекий вой,

   Равно как в высотах эфира

Ее сестры новорожденный свет

И небесам восторженный привет!

16

Зима идет, и тощая земля

   В широких лысинах бессилья,

И радостно блиставшие поля

   Златыми класами обилья,

Со смертью жизнь, богатство с нищетой —

   Все образы годины бывшей

Сровняются под снежной пеленой,

   Однообразно их покрывшей, —

Перед тобой таков отныне свет,

Но в нем тебе грядущей жатвы нет!

1836–1837

«Благословен святое возвестивший…»

Благословен святое возвестивший!

Но в глубине разврата не погиб

Какой-нибудь неправедный изгиб

Сердец людских пред нами обнаживший.

Две области – сияния и тьмы —

Исследовать равно стремимся мы.

Плод яблони со древа упадает:

Закон небес постигнул человек!

Так в дикий смысл порока посвящает

Нас иногда один его намек.

〈1839〉

Приметы

Пока человек естества не пытал

   Горнилом, весами и мерой,

Но детски вещаньям природы внимал,

   Ловил ее знаменья с верой;

Покуда природу любил он, она

   Любовью ему отвечала,

О нем дружелюбной заботы полна,

   Язык для него обретала.

Почуя беду над его головой,

   Вран каркал ему в опасенье,

И замысла, в пору смирясь пред судьбой,

   Воздерживал он дерзновенье.

На путь ему выбежав из лесу волк,

   Крутясь и подъемля щетину,

Победу пророчил, и смело свой полк

   Бросал он на вражью дружину.

Чета голубиная, вея над ним,

   Блаженство любви прорицала.

В пустыне безлюдной он не был одним,

   Нечуждая жизнь в ней дышала.

Но, чувство презрев, он доверил уму;

   Вдался в суету изысканий…

И сердце природы закрылось ему,

   И нет на земле прорицаний.

〈1839〉

«Все мысль да мысль! Художник бедный слова…»

Все мысль да мысль! Художник бедный слова!

О жрец ее! тебе забвенья нет;

Всё тут да тут и человек, и свет,

И смерть, и жизнь, и правда без покрова.

Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком

К ним чувственным, за грань их не ступая!

Есть хмель ему на празднике мирском!

Но пред тобой, как пред нагим мечом,

Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная.

〈1840〉

Рифма

   Когда на играх Олимпийских,

На стогнах греческих недавних городов,

Он пел, питомец муз, он пел среди валов

Народа, жадного восторгов мусикийских, —

В нем вера полная в сочувствие жила.

   Свободным и широким метром,

   Как жатва, зыблемая ветром,

   Его гармония текла.

Толпа вниманием окована была,

   Пока, могучим сотрясеньем

Вдруг побежденная, плескала без конца

   И струны звучные певца

   Дарила новым вдохновеньем.

   Когда на