Золотой век русской поэзии - Вильгельм Карлович Кюхельбекер

греческий амвон,

   Когда на римскую трибуну

Оратор восходил, и славословил он

Или оплакивал народную фортуну,

И устремлялися все взоры на него,

   И силой слова своего

Вития властвовал народным произволом, —

   Он знал, кто он; он ведать мог,

   Какой могучий правит бог

   Его торжественным глаголом.

   Но нашей мысли торжищ нет,

   Но нашей мысли нет фору́ма!..

   Меж нас не ведает поэт,

   Высок полет его иль нет,

   Велика ль творческая дума.

   Сам судия и подсудимый,

   Скажи: твой беспокойный жар —

   Смешной недуг иль высший дар?

   Реши вопрос неразрешимый!

   Среди безжизненного сна,

   Средь гробового хлада света,

   Своею ласкою поэта

   Ты, рифма! радуешь одна.

   Подобно голубю ковчега,

   Одна ему, с родного брега,

   Живую ветвь приносишь ты;

   Одна с божественным порывом

   Миришь его твоим отзывом

   И признаешь его мечты!

〈1840〉

Ахилл

Влага Стикса закалила

Дикой силы полноту

И кипящего Ахилла

Бою древнему явила

Уязвимым лишь в пяту.

Обречен борьбе верховной,

Ты ли, долею своей

Равен с ним, боец духовный,

Сын купели новых дней?

Омовен ее водою,

Знай, страданью над собою

Волю полную ты дал,

И одной пятой своею

Невредим ты, если ею

На живую веру стал!

〈1841〉

Скульптор

Глубокий взор вперив на камень,

Художник нимфу в нем прозрел,

И пробежал по жилам пламень,

И к ней он сердцем полетел.

Но, бесконечно вожделенный,

Уже он властвует собой:

Неторопливый, постепенный

Резец с богини сокровенной

Кору снимает за корой.

В заботе сладостно-туманной

Не час, не день, не год уйдет,

А с предугаданной, с желанной

Покров последний не падет,

Покуда, страсть уразумея

Под лаской вкрадчивой резца,

Ответным взором Галатея

Не увлечет, желаньем рдея,

К победе неги мудреца.

〈1841〉

«Предрассудок! он обломок…»

Предрассудок! он обломок

Давней правды. Храм упал;

А руин его потомок

Языка не разгадал.

Гонит в нем наш век надменный,

Не узнав его лица,

Нашей правды современной

Дряхлолетнего отца.

Воздержи младую силу!

Дней его не возмущай;

Но пристойную могилу,

Как уснет он, предку дай.

〈1841〉

А. А. Дельвиг

Первая встреча

Мне минуло шестнадцать лет,

   Но сердце было в воле;

Я думала: весь белый свет —

   Наш бор, поток и поле.

К нам юноша пришел в село:

   Кто он? отколь? не знаю —

Но все меня к нему влекло,

   Все мне твердило: знаю!

Его кудрявые власы

   Вкруг шеи обвивались,

Как мак сияет от росы,

   Сияли, рассыпались.

И взоры пламенны его

   Мне что-то изъясняли;

Мы не сказали ничего;

   Но уж друг друга знали.

Куда пойду – и он за мной.

   На долгую ль разлуку?

Не знаю! только он с тоской

   Безмолвно жал мне руку.

«Что хочешь ты? – спросила я. —

   Скажи, пастух унылый».

И с жаром обнял он меня

   И тихо назвал милой.

И мне б тогда его обнять!

   Но рук не поднимала,

На перси потупила взгляд,

   Краснела, трепетала.

Ни слова не сказала я;

   За что ж ему сердиться?

Зачем покинул он меня?

   И скоро ль возвратится?

〈1814〉

К мальчику

Мальчик, солнце встретить должно

С торжеством в конце пиров!

Принеси же осторожно

И скорей из погребов

В кубках длинных и тяжелых,

Как любила старина,

Наших прадедов веселых

Пережившего вина.

Не забудь края златые

Плющем, розами увить!

Весело в года седые

Чашей молодости пить,

Весело, хоть на мгновенье,

Бахусом наполнив грудь,

Обмануть воображенье

И в былое заглянуть.

〈Между 1814 и 1819〉

Пушкину

Кто, как лебедь цветущей Авзонии[152],

Осененный и миртом и лаврами,

Майской ночью при хоре порхающих,

В сладких грезах отвился от матери, —

Тот в советах не мудрствует; на́ стены

Побежденных знамена не вешает;

Столб кормами судов неприятельских

Он не красит пред храмом Ареевым;

Флот, с несчетным богатством Америки,

С тяжким золотом, купленным кровию,

Не взмущает двукраты экватора

Для него кораблями бегущими.

Но с младенчества он обучается

Воспевать красоты поднебесные,

И ланиты его от приветствия

Удивленной толпы горят пламенем.

И Паллада туманное облако

Рассевает от взоров, – и в юности

Он уж видит священную истину

И порок, исподлобья взирающий!

Пушкин! Он и в лесах не укроется;

Лира выдаст его громким пением,

И от смертных восхитит бессмертного

Аполлон на Олимп торжествующий.

〈1815(?)〉

Подражание Беранже[153]

Однажды Бог, восстав от сна,

Курил сигару у окна

И, чтоб заняться чем от скуки,

Трубу взял в творческие руки;

Глядит и видит вдалеке —

Земля вертится в уголке.

«Чтоб для нее я двинул ногу,

Черт побери меня, ей-богу!

О человеки всех цветов! —

Сказал, зевая, Саваоф. —

Мне самому смотреть забавно,

Как вами управляю славно.

Но бесит лишь меня одно:

Я дал вам девок и