Все под контролем - Том Саттерли

щита, полагая, что американцы не будут стрелять в ответ, что усложняло принятие решения о стрельбе по толпе. Это тяготило тех, кто был вынужден вести огонь в таких обстоятельствах, чтобы выжить и защитить своих братьев по оружию. Право решать, как поступать в таких случаях, командиры оставляли за каждым отдельным военнослужащим. Что бы вы там себе ни говорили, но если вы не побывали в бою, то стрелять в сторону гражданских лиц, даже если в вас стреляют в ответ, — задача не из легких. Очень легко сказать, что вы бы так и поступили, если бы не были поставлены в такое положение раньше.

Тем временем обе группы тренировались в заброшенной деревне у моря, зачищая здания по обеим сторонам улицы. Я сразу же обратил внимание на заметную разницу между тем, как выполняли свою работу новички и те, кто уже побывал в бою.

Новички взбирались по лестницам, торчали в дверных проемах и окнах, останавливались, чтобы поговорить на улице, оставляя себя незащищенными. Я мог их видеть, а значит, мог заметить и враг. На другой стороне улицы оставшиеся в живых участники битвы были невидимы даже в светлое время суток. Они ползали по лестницам и избегали стоять там, где они могли бы стать хорошей мишенью.

Были и индивидуальные уроки. Когда я пытался убить человека, крадущегося по переулку, мой 45-й калибр заклинило. Это произошло потому, что мы содержали оружие в состоянии такой точной настройки — в готовности к тренировочному стрельбищу, — что небольшое количество песка не позволяло ему выстрелить. «Неаккуратное» оружие, возможно, не так точно стреляет по мишеням на полигоне, но в полевых условиях оно более надежно.

Самый важный урок, который в будущем изменит порядок проведения спецопераций, заключался в следующем: не позволяйте вертолетам зависать над районом цели, по сути, сообщая местным жителям, где искать американцев, и предоставляя им легкие мишени для РПГ. Если бы «Черный ястреб» не выполнял это, задача была бы выполнена быстро и с гораздо меньшими потерями.

*****

Прошло несколько дней, а над бойцами тактической группы «Рейнджер» все еще висел один нерешенный вопрос. Все были на месте, кроме старшего уорент-офицера Дюранта, которого, как мы узнали из телевизора, держали в заложниках. У него даже взяли интервью на телевидении.

После интервью Роберт Окли, специальный посланник США в Сомали, предупредил Айдида и похитителей Дюранта, что если летчик не будет освобожден, это приведет к тяжелым последствиям. Американцы были разгневаны кадрами того, как по Могадишо таскают тела военнослужащих, и не были настроены на новые зверства.

«С вашим народом будет драка, — заявил Окли представителям СМИ для Айдида. — Как только снова начнется стрельба, вся сдержанность со стороны США исчезнет. Только посмотрите, что сейчас сюда прибывает. Авианосец, танки, ганшипы… все, что нужно. Как только начнутся бои, весь этот сдерживаемый гнев вырвется наружу. Вся эта часть города будет уничтожена».

Президент Клинтон подкрепил эту угрозу переброской механизированного подразделения, включающего танки «Абрамс» и боевые машины пехоты «Брэдли», а также дополнительного батальона 10-й горной, боевых ганшипов AC-130 «Спектре», способных за считанные минуты сравнять с землей целый квартал, авианосца ВМС США «Авраам Линкольн» и нового эскадрона на замену потрепанному эскадрону «С».

Айдид все понял правильно. Дюрант был освобожден после одиннадцати дней плена. Именно благодаря его рассказу люди, а затем и весь мир узнали о героизме Шугарта и Гордона. Он описал, как они яростно сражались, даже будучи раненными, уступая противнику и в вооружении, и в численности. Они должны были понимать, что дело безнадежно, особенно после потери авиационного прикрытия, но они забрали с собой многих врагов[27].Я был среди тех, кто посадил Дюранта на самолет, возвращавшийся в Штаты.

Убитые уже были отправлены домой в гробах, покрытых флагами, к скорбящим семьям, которым было поручено организовать похороны, и чья жизнь изменилась навсегда. Раненые были распределены по военным госпиталям в Германии и в армейском медицинском центре имени Уолтера Рида в Бетесде, штат Мэриленд.

И вот, наконец, 13-го октября пришло время отправляться домой тому, что осталось от эскадрона «С». Сотрудники нашей группы ожидали посадки в огромный транспортный самолет C-5, когда к нам подошел психолог, присланный из Подразделения. В эскадронах всегда был штатный психолог, который следил за тем, чтобы солдаты были психологически здоровы и могли выполнять свою работу. Но мы не ожидали, о чем он захочет поговорить с нами на этот раз.

— Эй, ребята, — начал Ларри Л., — когда вы вернетесь домой, и у вас будет время подумать о случившемся, не удивляйтесь, если вы сорветесь, может быть, заплачете без видимой причины. После того, что вы здесь пережили, это обязательно произойдет. Просто помните, что это совершенно нормально.

Никто не знал, что на это ответить. То, что сказал нам доктор, озадачило большинство людей. Да, все было плохо, но разве они не были лучшими в мире? Самыми выносливыми? Самыми высококвалифицированными? К тому же, сломаться было признаком слабости, а Подразделение — не место для слабаков. За такое могут и выгнать. Оператор должен был быть в состоянии положиться на того, кто рядом с ним, в ситуациях, когда мгновенное колебание могло означать разницу между жизнью и смертью.

Из уважения к доктору мы просто кивнули и не стали оспаривать его слова. Но я все еще был в недоумении, почему психолог вообще заговорил об этом и, тем более, почему срыв должен был произойти после того, как мы все доберемся до безопасных Штатов. Я списал это на то, что психологам просто необходимо о чем-то говорить.

Прибыв в Штаты, эскадрон «С» был переброшен не прямо в Форт-Брэгг, а на другой аэродром, а затем в целях секретности доставлен в Брэгг на автобусе. О событиях в Могадишо писала вся пресса, однако участие в них Подразделения оставалось засекреченным.

Сложив и сдав снаряжение, я отправился к воротам части, где меня встретила Дебби. По дороге домой мы разговаривали в основном о том, что нужно починить по дому, о погоде и о ее работе.

Она слышала о Могадишо, но только о той версии, которую показывали в новостях, — как бы плохо это ни было. И она не спрашивала о подробностях… только после того, как мы вернулись домой.

— Итак, как же все было на самом деле? — спросила она, когда мы вошли в дверь.

Я остановился и повернулся к ней лицом, на мгновение задумавшись, как и что ей ответить, но прежде, чем успел заговорить, почувствовал, как на меня накатывают воспоминания, словно обломки кораблекрушения на волне прилива. Зрелища, звуки —