Страхи, неврозы и радости подростков - Иосиф А. Гольман

– А еще у него пороки были? Может, пил, дрался?

– Я бы за такого не вышла, – впервые улыбнулась она. – Он упертый, конечно, в своей работе. В остальном – обычный, нормальный.

– Почему же расстались?

– Я ж объясняю, он весь в своей работе. Турбины какие-то. На сына и меня времени не оставалось. Да еще и сам внимания требовал.

– А вы работали?

– Нет. Сынок был очень болезненный, родился на 35-й неделе, плохо дышал. До школы переболел всем, чем только можно. Да и в школе сначала болел. Выправился постепенно, когда плаванием занялся. Я настояла. Получил сначала третий, потом второй юношеский разряд, – мама помнила любые достижения сыночка, даже малозначительные.

Мне постоянно приходилось «администрировать» беседу, иначе пришлось бы узнать про все призовые места в олимпиадах в начальной школе.

– А на что же жили? – уточняю я. – Особенно когда семья распалась.

– Бывший муж помогал, – спокойно объяснила женщина. – И сейчас помогает. Он неплохой человек, порядочный. Но я так и не смогла ему простить… – тут она замешкалась, подбирая слова. Впрочем, и так было понятно, что же такое она не смогла простить бывшему мужу. Она-то сама все бросила к ногам своего единственного кумира, пусть даже тот и не оценил ее жертвы. А муж вот предпочел жить собственной жизнью.

– И что, после развода он сыном не занимался?

– Он пытался. Я не давала, – неожиданно честно ответила моя доверительница. – Мне было очень обидно, что для него наш ребенок – не главное. И снова женился быстро, – с обидой добавила она.

– Значит, у вашего сына есть сестры и братья?

– Да, точно. Как раз сестра и брат.

– Они общаются?

– Нет, я была против. Теперь понимаю, что зря. Он бы не был таким одиноким. А сейчас они совсем чужие люди. Но тогда мне было очень обидно.

– Да, жаль. Впрочем, прошлое не вернешь, будем заниматься настоящим. Ваш сын поддерживает отношения с отцом?

– Нет. Он на всех в обиде. На меня, на отца. На сотрудников и начальство.

– А где он работает?

– Сейчас не работает.

– Почему?

– Он у меня хороший. Очень умный. Очень талантливый. Но с людьми ладить так и не научился. Да и со мной почти разучился. Даже кричит на меня, никогда такого раньше не было, – она опять взяла салфетку, промокнуть слезы.

– Так, что же, живете только на деньги отца?

– Пока да, – вздохнула женщина. Разговор для нее был явно тяжелым, и она бы вряд ли на него пошла, если бы не страх за сына. Она была неглупой женщиной и ясно видела его деградацию.

В итоге выяснилось, что сын, высококвалифицированный программист, постоянной работы не имеет уже несколько лет, хотя очень переживает по поводу своей финансовой беспомощности.

Вот это меня уже сильно насторожило. Я столько раз сталкивался с подобными случаями при расстройствах шизо-спектра… Сначала годами сидят дома, потом – манифестируют тяжелое психическое заболевание.

К счастью, забегая вперед, здесь его не оказалось. Ни наблюдение, ни клинические интервью, ни тесты абсолютно не выявляли характерных для шизо-расстройств изменений психики.

В конце первого занятия мама сказала, что понимает свою вину в создавшемся положении.

Подобное заявление – большой плюс, значит, мы можем быть с ней союзниками. Хотя я бы не использовал в данном случае слово «вина». Потому что здесь нужно говорить не столько о вине, сколько о незнании и случившихся из-за этого незнания ошибках.

Наша с ней первая встреча закончилась моим вопросом, а хочет ли сын-то помощи от психолога? Ведь принудительная психологическая поддержка невозможна.

Оказалось, что хочет.

– А почему тогда на прием пришел не он или, хотя бы, вместе?

– Ну вы ведь уже понимаете, что я всегда на полшага впереди сына? – невесело усмехнулась она.

Да, я это уже понимал.

Сын пришел через пару дней. Назовем его Семен.

Высокий, больше 180 см, немного полноватый, лицо слегка обрюзглое. Волосы длинные (хотя уже появились залысины). И, похоже, давненько не мытые.

Глаза за очками настороженные, но вовсе не злые. Скорее – с маминым выражением: какие-то измученные.

Доверие установилось почти сразу, как только он понял, что я не намерен читать ему нотации.

Я попросил его рассказать о сложившейся ситуации и, главное, попытаться сформулировать запрос.

Что он и мгновенно сделал.

– Хочу перестать быть несчастным, – сказал он. И выдал длинный монолог, почти на полчаса. Перебирал все ужасы своей жизни.

Он всего боится.

Он не может жить самостоятельно.

Стопроцентно зависит от мамы и за это же ее почти ненавидит. И очень ее любит. Не может без нее. А она стареет. Она умрет, и как он будет жить дальше?

И тут же: она во всем виновата. Нечего было управлять его жизнью.

Я осторожно заметил, что она может – и могла – управлять его жизнью только в том случае, если он это позволял. А раз позволял – значит, почему-то ему это было нужно. И предложил понемножку начать разбираться – почему.

Хотя уже почти был уверен, что знаю причину.

Точнее, сумму из двух причин, крайне неудачно сложившихся вместе и усиливших друг друга: сильная, волевая, жертвенная, целиком «заточенная» на ребенка родительская позиция мамы и… генерализованное тревожное расстройство ребенка (об этом много написано до данной главы). Первое было ясно из рассказа и поведения мамы. Второе, еще до любых тестов, – по невербальным признакам: ведь тревожное расстройство – самая частая причина, приводящая людей в мой кабинет. Кстати, батарея тестов (HADS, Спилбергер-Ханин, Бек и СМИЛ) позже полностью подтвердила первоначальные предположения.

Почему дети «получаются» тревожными?

Обычно это смесь игры генов (биохимии мозга) и особенностей окружающей среды. Плюс – он «плохо» родился, преждевременно, с неполным раскрытием легких и, возможно, асфиксией. Здесь против юного парнишки сработало и то, и другое, и третье. В итоге – постоянное напряжение в ожидании какой-нибудь проблемы, непреходящие страхи. Особенно неприятные, если они не приложены к чему-то конкретному. Это состояние называется «свободно плавающая тревога» и крайне тяжело переносится человеком.

Ну а «в придачу» – добрая, любящая и любимая, ласковая мама, снимающая эти страхи, истинные и мнимые. Но не дающая возможности ребенку самому с ними разбираться. Не пытающаяся его этому даже учить. Ведь она всегда рядом! И, значит, всегда примет удар на себя.

Парнишка постепенно стал мужчиной, однако только по возрасту. Оставшись, по сути, тем же зашуганным пацаном, что и раньше.

Занимались мы с ним по моей Программе [8] (психологическое просвещение, безмедикаментозная нейрофизиологическая поддержка, когнитивно-поведенческая терапия и подходы позитивной психологии), о которой будет подробнее рассказано дальше.