Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

стенами островичи построили деревянные срубы, засыпав промежуток между стенами землей. Как выяснилось впоследствии, этого можно было не опасаться. Что касается местности вокруг крепости, то, по словам Пиотровского, она очень красива: «Хотя это и небольшой замок, но очень красивый. Вода со всех сторон окружает остров, на котором он стоит; эту воду русские запрудами собрали под стены и построили на польский манер немало мельниц, на что смотреть очень приятно, но огонь все истребил. Мне кажется, что нам таких теперь не выстроить».

Король, сразу по приезде под стены крепости, осмотрел ее вместе с литовским гетманом, а на следующий день, как пишет Пиотровский, «послал к осажденным грамоту в ласковых выражениях, чтобы сдавались; но они не ответили ни слова и хотят защищаться». Поляки перевезли всю свою артиллерию вброд через Великую ниже крепости по течению и ночью установили орудия на валу перед отрытыми заранее окопами. Островичи на все приготовления неприятеля не просто смотрели со стен, а все время стреляли. Пиотровский по этому поводу пишет в дневнике: «Когда русские нас увидели, то сейчас начали стрелять из пушек; нам приходилось проходить так близко от крепости, что ядра перелетали от нас, пока не направили орудий как следует… Мы расположились близко к замку, на выстрел из гаковницы; но осажденным предстояла забава стрелять не по лагерю, а по окопам, которые уже начали вооружать; сегодня, ночью, насыпали туры, при чем погибло около 40 человек пеших пана Ухровецкого и с ними также 3 дворянина». Стреляли островичи довольно метко, если судить по дневнику Пиотровского: «Из замка стреляют не очень сильно, но и не слабо. Гетманскому пушкарю прострелили руку из ружья».

20 августа начался обстрел Острова из двадцати орудий. В первый же день пробили довольно большое отверстие в одной из башен. Как уже говорилось, крепость была построена в те времена, когда порохом еще и не пахло. При внимательном осмотре ее Стефан Баторий заметил место, где западная стена была сильно выгнута и не давала возможности осажденным вести фланкирующий огонь. Именно в этом месте королевское войско и пошло на приступ. К девяти вечера 21 августа крепость Остров, стены и башни которой (две башни были разрушены) не выдержали артиллерийского обстрела и последующего штурма, сдалась на милость победителя. Крепость была окружена стражей, чтобы никто не выезжал и не входил.

Утром 22 августа все осажденные, которых общим числом было полторы тысячи человек[53], вышли из крепости. В качестве трофея поляки и литовцы получили пять пушек, некоторое количество ружей и довольно большой запас пороха[54]. У каждого, как сообщает Пиотровский, «отобрано все, только оставили при одной рубашке, а платье раздают пешим, которые все продают». Войско польского короля после падения Острова двинулось к Пскову, которого взять не смогло. Сложно сказать, в какой степени псковичам помогла подготовиться к осаде задержка Батория возле Острова, но будем думать, что помогла. Русскому царю Остров вернули через пять месяцев, в середине января следующего года по Ям-Запольскому миру.

И последнее о взятии Острова Стефаном Баторием. В самом начале XIX века, то есть в 1803 году, проезжал через Остров академик нашей Российской академии наук Василий Севергин. Не просто так проезжал, а оставил нам описание города и его крепости. Среди прочего он пишет: «Сказывают, что в стене находят иногда ядра, оставшиеся якобы от бывшего на сие место нашествия Литовцов, и один из здешних крестьян показывал мне действительно чугунное ядро более пуда весом, уверяя, что он сам вынул его из стены. За сею стеной по ту сторону примечается открытое возвышенное поле, где видны четыре стоящие, весьма высокие, на дерево похожие можжевеловые кусты, о коих уверяют, яко бы они посажены были над могилою похороненных здесь тел древних Литовцов». Кусты мы обсуждать не будем, поскольку их не сохранилось, а вот ядро… Представим себе, что мужик не сочинил эту историю для заезжего академика из любви к искусству сочинять или в надежде получить рубль за рассказ, а действительно вытащил ядро из стены крепости. Вряд ли кто-то, кроме артиллеристов Стефана Батория, мог оставить в крепостной стене такой сувенир островичам на память.

Теперь подсчитаем убытки от военных действий. До разорения Острова Стефаном Баторием рядом с Островом, как писал Пиотровский, было довольно много мельниц, сгоревших во время осады. В самой крепости находилось тридцать семь дворов ратных, приказных и поповских дворов. Там же имелось восемь дворов «зелейных» мастеров, делавших порох. Посад, от которого, понятное дело, мало что осталось, насчитывал 204 тяглых двора. Торг производился в 28 лавках.

Два десятка гривенок пороху

К концу XVI века разрушенный, сожженный и разоренный Ливонской войной Остров запустел. Кроме военных, в нем почти никто и не жил. По городовой описи 1584 года, на посаде, там, где числились двести с лишним тягловых дворов, теперь находилась сотня стрелецких дворов, составлявших Стрелецкую слободу. Пушкарских дворов по описи числилось всего полтора десятка, и они составляли Пушкарскую слободу. Кстати, о дворах. Переписчики дворами называют двор осадной головы Микиты Скудина с двумя большими избами и сенями между ними, да еще с двумя клетями и погребом, которые строили крестьяне Островского уезда, двор городового приказчика Андрея Калитеевского с такими же постройками, которые переписчики называют хоромами, и двор наместника, хоромы которому строили «Островского уезда детей боярских и монастырские и церковные крестьяне, а поделывают тот двор государевы дворцовые, и детей боярских, и монастырские крестьяне всем Островским уездом». Дворы местных священников – попа Никольской церкви Парамона Никитина и дьячка Жданка Петрова уже названы дворишками, поскольку хором там нет никаких, а вместо изб избушки, размеры которых даже не указаны. Такие же дворишки у островских пушкарей и стрельцов. Оно и немудрено – жалованье стрельцы получали такое, что его можно было назвать пособием по безработице, если бы тогда их давали, а потому кормились они огородами[55]. Кто пошустрее держал торговые лавки, но тех, кто пошустрее, было раз-два и обчелся. Количество лавок по сравнению с довоенным уменьшилось в три раза. Семь лавок принадлежали пушкарям, и по одной стрельцу, островскому попу и дворцовому крестьянину. На весь посад имелось всего две бани, стоявшие на берегу Великой, и одно банное место было пусто. Мельниц построили ровно две: одной из них, с «немецким колесом», владел псковский Алексеевский монастырь, а другой – островская Никольская церковь. Пустые дворовые места стали огородами. До войны в Острове был еще и мост наплавной через Великую. В городовой описи про него сказано: