Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Глава 15. Изучаю американский говор Освальда

Образованный южанин не произносит букву «р» иначе как в начале слова.

Марк Твен

Декабрь 1960 года

Освальд представлял для меня большой интерес с лингвистической точки зрения. Я не имел ничего против того, что он оказался американцем, но в глубине души я считал недостатком его американский акцент. С ранних школьных лет меня обучали стандартному британскому произношению. Позже это был английский язык Всемирной службы Би-би-си из Лондона, что и сформировало мои предпочтения.

В то время я находился под влиянием пьесы известного английского писателя и драматурга Бернарда Шоу «Пигмалион». Главный герой пьесы, знаток фонетики английского языка профессор Хиггинс, как я уже упоминал ранее, был моим кумиром1. Я хотел больше узнать о диалектах английского языка и особенно о кокни – говоре необразованного Лондона2. Этот акцент я мог слушать только по Би-би-си в некоторых интервью и радиопостановках. В последнем случае кокни или его элементы использовались главным образом для создания комического эффекта.

Однако учитывая все обстоятельства, американец был тоже благословением, и я был настроен обстоятельно изучить особенности его произношения в записи на магнитофоне. В мои планы входило чтение разных текстов, развитие свободной импровизационной речи и т. д. В целом это была серьезная работа. По ходу записи возникала необходимость повторов. Освальду, объекту моего изучения, все это могло показаться скучным и утомительным, и тогда мой амбициозный проект мог просто не состояться.

В один прекрасный день я, наконец, изложил свою идею Алику. Оказалось, что он был совсем не против помочь мне и, похоже, такое внимание польстило ему.

Я решил воспользоваться возможностями звукозаписи на кафедре иностранных языков медицинского института. Кафедра располагалась в здании непосредственно через дорогу от дома, где мы жили. Время от времени я заглядывал на кафедру поговорить по-английски с преподавателями, попросить англоязычную книгу и в целом считался там хорошим знакомым. Преподавательский состав был неизменно дружелюбен и готов сотрудничать со мной. В результате я пользовался некоторыми свободами, в частности имел доступ к современным стационарным магнитофонам.

В день записи Алик пришел ко мне домой, готовый внести свой вклад в дело продвижения фонетики английского языка. Несмотря на мои грандиозные планы, я еще не собрал материалы для работы и попросил моего приятеля немного подождать.

Алик сказал, что можно не торопиться, и переключился на мой радиоприемник. Вскоре он уже внимал «Голосу Америки», стараясь не пропустить ни единого слова. Американец постоянно жаждал новостей из Соединенных Штатов – своей родины. «Голос Америки» меня не очень интересовал. Я отдавал свое предпочтение Би-би-си.

Порывшись на книжной полке, я наконец собрал нужный материал. Здесь были пьеса «Pygmalion», брошюра, содержащая краткую информацию об Оксфордском университете3 (все это из Англии прислал мне мой друг по переписке), учебник с фрагментами произведений разных авторов, включая Шекспира, газета и пара книг, захваченных на всякий случай.

Около шести часов вечера мы пришли на кафедру. Дежурная улыбнулась нам обоим и показала на свободный магнитофон. Более того, она великодушно предложила нам бобину с магнитной лентой. Сотрудница сказала, что я могу оставить ее себе. Навряд ли она догадывалась, что мой друг был американцем. Она преподавала немецкий язык и, возможно, полагала, что Алик был студентом института иностранных языков.

Я спланировал наше появление таким образом, чтобы занятия уже закончились и нам никто не мешал. Дежурная была поглощена чтением книги, сидя за столом в конце просторного класса. Ближе к окончанию рабочего дня активность на кафедре спадала. Иногда в класс заглядывал сотрудник или случайный студент.

У Алика был вид приглашенной звезды перед выходом на сцену. Я занялся тестированием микрофона и регулировкой громкости. Со всей этой звукозаписывающей аппаратурой, какой бы продвинутой она ни была, нужно было повозиться, чтобы получить качественную запись.

Мы установили бобину с подаренной лентой и включили магнитофон, и неожиданно я услышал свой собственный голос, читавший какой-то текст на английском. Алик спросил, что это такое. Оказалось, что часть ленты содержала записанный урок английского языка для студентов-медиков, который проводился по локальной сети в общежитии № 3. Алик сказал, что знает это общежитие: оно находится рядом с домом Зигеров, и он был там с Анитой на танцах. Я решил сохранить запись.

Наконец все было готово. Алик суетливо устроился перед микрофоном и откашлялся, его лицо порозовело. Из разложенных на столе рабочих материалов я предложил вступление из оксфордской брошюры. Текст был ему незнаком. Никаких репетиций, просто чтение.

Алик очень старался, читал напряженно, отчетливо выговаривая каждое слово. Он еще не освоился: нужно некоторое время, чтобы прийти в себя и начать говорить естественно. Но пока все шло хорошо. Мне понравилось его добросовестное отношение к моей затее.

Мой американский приятель несколько колебался, когда натыкался на какое-то слово и затем неправильно произносил его. Я машинально поправлял. После нескольких попыток Алик стал произносить слово правильно. В попытке самоутвердиться он предложил обратиться к словарю. Я полагал, что в этом нет необходимости, так как это просто было для него новое слово.

Я решил перейти к другому материалу. Дежурная сказала, что ей надо ненадолго выйти, и сообщила на всякий случай, где ее можно найти. После ее ухода Алик заметно расслабился.

Мы взялись за «Пигмалиона» – пьесу, в которой лондонское просторечье (кокни) является важной частью сюжета. Эта пьеса служит комментарием к английской социальной иерархии и говорит о важности языка как средства приобретения социального статуса.

Распределили роли. Я, конечно, хотел сыграть профессора Хиггинса. Алик не возражал и довольствовался ролью Элизы Дулитл, простой цветочницы-кокни из низов, которую профессор Хиггинс обучал королевскому английскому языку. Согласно сюжету пьесы, он заключил пари со своим коллегой, Пиккерингом, что выдаст Элизу на королевском балу за аристократку.

На мой взгляд, высокий голос Алика лучше подходил для исполнения женской роли. Сцена, которую мы собирались разыграть, была насыщена эмоциями. Действие происходит в доме профессора Хиггинса, куда наши герои возвратились после успешного выступления Элизы на великосветском балу. Благодаря своему приобретенному безупречному английскому языку она ввела всех в заблуждение, заставив поверить в ее королевскую родословную. Тем самым она обеспечила профессору Хиггинсу выигрыш пари и полный профессиональный триумф. Несколько эгоцентричный, хотя и блестящий профессионал, профессор Хиггинс игнорировал очевидный личный вклад Элизы в его успех.

Я перешел к трагикомической сцене, когда профессор Хиггинс восклицает: «Где, черт возьми, мои тапочки?»4 Элиза, полная разочарования и ярости, бросает тапочки профессора Хиггинса прямо в голову их самодовольного и бесчувственного