Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

чтобы взять у нее интервью для своей книги. Она уже давно была замужем за Максимом Прохорчуком. У нее были замужняя дочь и внук. Она сказала, что видела меня несколько раз с Аликом, однако я не запомнил эти встречи.

В молодости предмет обожания Алика, должно быть, была довольно привлекательной девушкой. Ее окружала аура надежности, и Элла производила впечатление женщины, на которую можно положиться в трудный период жизни. Открытый взгляд, низкий убаюкивающий голос, неторопливый говор и весь ее облик я бы лучше всего охарактеризовал как материнский. Те, кто знали ее раньше, говорили, что она была такой всю жизнь. Вероятнее всего, это были именно те ее качества, которые и привлекли Алика.

Из рассказа Эллы выяснилось, что тот день, когда Освальд сделал ей предложение, оказался поворотным в их взаимоотношениях. В последующем мой приятель стал полностью игнорировать ее, где и когда бы они ни встречались. Элла была сильно раздосадована таким пренебрежительным отношением к ней. В конце концов, она не сделала ему ничего плохого и была искренна с ним. Элла сказала, что до сих пор не понимает, что заставило Освальда так резко измениться.

Элла была незначительно старше Алика – на чуть более года. В двадцать с небольшим такая разница в возрасте может иметь большое значение. Девушка одного возраста с молодым человеком обычно более опытная. Это определенно дает ей преимущество с точки зрения жизненного опыта и самоконтроля при общении с противоположным полом. Алик, ослепленный своей любовью, вполне мог оказаться игрушкой в руках Эллы.

Предложение руки и сердца американцем не было для нее неожиданностью. Позже она призналась в интервью одной западной женщине-репортеру: «Это было трудно, потому что я знала, что он был влюблен в меня и он был здесь совсем один. Но у меня не было к нему глубоких чувств. Он был хорошим человеком. Он обладал отличным чувством юмора и был джентльменом, не в укор местным парням»4.

В решении Алика полностью разорвать с Эллой, как бы трудно это ни было, проявилась твердость его характера. Даже ее имя стало табу. Мы довольно часто говорили с ним о девушках, но имя Эллы Герман никогда при этом не возникало.

Во время интервью Элла заметила, что уже после этого памятного эпизода с предложением она видела меня в компании Алика. Она даже слышала, как я что-то говорил ему по-английски, и подумала, что я тоже американец. Девушка, должно быть, находилась совсем рядом. Однако Алик если и заметил ее, то не признал и не заговорил со своей бывшей любовью.

* * *

Старое поверье гласит, что как вы встретите Новый год, так и будете жить в течение всего последующего года. Похоже, оно дало осечку с американцем Освальдом. Действительно, он провел счастливую новогоднюю ночь в компании с Эллой, а на второй день нового года получил ее отказ выйти за него замуж. Девушка ясно дала ему понять, что он всего лишь дезориентированный иностранец с ошибочным представлением о себе и местных ценностях. Однако, что бы Элла ни говорила, самым уничижительным и горьким было осознание того, что она его не любила.

Разрыв с любимой девушкой стал поворотным моментом в жизни Освальда. Он стал задаваться вопросом, что еще могло удерживать его в этой стране. Чувства новизны и ожидания открытий, которые Алик испытал в первые месяцы своего пребывания в Минске, исчезли. Все стало обыденным. В Москве, пока он боролся с бюрократической волокитой за получение вида на жительство, было по крайней мере не скучно.

Освальд начал замечать многое из того, что до сих пор было скрыто от него из-за собственной слепоты романтика. Он узнал реальную жизнь рабочих, работая бок о бок с ними. Алик смог пообщаться с представителями разных слоев этого общества равных. Его наблюдения позволили прийти к обоснованным выводам о недостатках и преимуществах советской социалистической системы. Таким образом, что касается знакомства с этой марксистской страной, его миссия была завершена.

Работа не приносила ему удовлетворения. Молодой человек осознавал, что не обладает ни знаниями, ни практическими навыками, чтобы заслужить уважение рабочих. Освальд был при деньгах, но у него не было никакой возможности потратить их так, как он хотел бы. В Минске не было ночной жизни и развлечений западного мира…

С потерей любви его душа онемела; остались всепоглощающая скука и тоскливое безразличие. В возрасте двадцати одного года он еще ничего не добился. Мысли о том, какое будущее может ожидать его здесь с его американским прошлым, не вызывали оптимизма. Он сомневался, что чего-то здесь добьется, не пожертвовав своими убеждениями…

Куда, хотя бы на время, убежать от всего этого? Пойти в кино и пялиться на скучные кинофильмы, неизменно прославлявшие героев из народа и их трудовые усилия в укреплении социализма и построении светлого коммунистического будущего?

Заглянуть в общежитие и провести время со своими англоговорящими подружками? Его больше не тянуло к ним. Находиться в их перенаселенной комнате, с предметами женского обихода, среди запахов еды и дешевых духов? Возможно, общение с ними и позволяло забыться, но только на короткое время. Любовь не заменить флиртом и сексом. Такие отношения только заставляют еще глубже чувствовать пустоту в сердце.

Алика стала раздражать склонность окружающих относиться к нему как к иностранной диковинке. Они неверно истолковывали его привычки, находили забавными его поступки и местами принимали его за клоуна. То, что он был американцем, ставило его в особое положение и иногда оказывалось полезным. Теперь все перевернулось. Мой приятель отказывался играть сомнительную роль, навязанную ему окружающими.

Он истосковался по обществу своих соотечественников. Ему хотелось вернуться домой и снова услышать обыденный разговор о привычных вещах. С чувством ностальгии вспоминал Алик о своей жизни в Штатах. Не пора ли ему вернуться домой? Как примут его на родине?

Считается, что на жилище накладывается отпечаток личности его обитателя. У меня возникало острое чувство одиночества, а животный инстинкт предупреждал о какой-то неопределенной опасности, когда мне приходилось оставаться одному в квартире Освальда. Я представлял, как он чувствовал себя здесь в долгие холодные осенние вечера, стоя у окна и глядя в сгущающуюся темноту снаружи. Порывы ветра швыряли потоки дождя на стекло, в свете фонарей колыхались внизу мокрые ветви деревьев. Его собственное призрачное отражение в оконном стекле лишь подчеркивало его одиночество… Алик напрягал слух, пытаясь уловить звуки «Голоса Америки», доносившиеся из слабенького транзисторного радиоприемника – его единственной связи с далекой родиной.

Возможно, в такие периоды он черпал силу и находил поддержку в книгах,