Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

присланных ему из Америки. Это были «Сила позитивного мышления» Нормана Пила и «Как человек мыслит» Джеймса Аллена. Норман Пил в своей книге дает совет, каким образом рациональное мышление позволяет преодолевать жизненные трудности, достигнуть душевного спокойствия, улучшить состояние здоровья и получать постоянный приток энергии5.

Джеймс Аллен обращается непосредственно к разуму попавших в беду: «…охваченные бурей души, где бы вы ни были, в каких бы условиях вы ни обитали, знайте, что в океане жизни идеи услады улыбаются вам и солнечный берег вашего идеала ждет вашего прибытия»6. «Мечтай о возвышенном, и каким ты себя представляешь в мечтах, таким и станешь,– пишет Аллен.– Ваши обстоятельства могут быть неблагоприятными, но они недолго останутся такими, если вы только осознаете свой идеал и устремитесь к нему»7.

Джеймс Аллен утверждает, что «каждый человек находится там, где ему нужно быть, по закону своего существа. Мысли, которые он встроил в свой характер, привели его туда, и в устройстве его жизни нет элемента случайности, а все является проявлением действия закона, который не ошибается»8.

Книги предлагали сохранять твердую веру в эффективность человеческой воли и силу духа в преодолении препятствий и утверждали, что эта вера помогает человеку продвигаться по жизни.

Через какое-то время мне стало все больше казаться, что Освальд не совсем доволен своим пребыванием в Минске. Это ощущение росло по мере того, как я наблюдал за ним в повседневной жизни и узнавал о его отношениях с другими.

Тот факт, что американец не вписывался в местные реалии, становился все более и более очевидным. На радиозаводе окружающие стали замечать, что всякий раз, когда что-то шло не так, Алик возлагал вину на других, на инструменты, на материалы. Время от времени вызывающее поведение американца досаждало его коллегам, он явно испытывал их терпение. В итоге все это не могло не спровоцировать возникновение конфликтов.

В одном из таких конфликтов участвовал Максим Прохорчук, или Макс, как его называли вокруг. Макс со своей цыганской внешностью был своим парнем, который ладил со всеми. Он был членом местной футбольной команды и приятным во всех отношениях. Также молодой человек был соперником Освальда в борьбе за благосклонность Эллы, что не было секретом в сообществе рабочих радиозавода9. Этот факт во многом объяснял характер взаимоотношений Алика и Макса.

Конфликт разгорелся вокруг механического пресса, на котором, по мере необходимости, работали многие. Обычно с получением доступа к прессу не было никаких проблем. Простое правило гласило: первый работает тот, кто пришел первым. Кому-то приходилось некоторое время ожидать своей очереди. Когда оператор на время отлучался, он оставлял записку с просьбой подождать его возвращения. Никто не осмеливался нарушать установленные правила. Тот, кому срочно требовалось воспользоваться прессом, должен был спросить разрешения у его нынешнего «законного» оператора. Обычно такое разрешение предоставлялось. Эти выработанные практикой правила строго всеми соблюдались, позволяя избегать столкновения интересов.

И вот, вернувшись к своей на время оставленной работе, Макс увидел спину Освальда, который возился у пресса. Макс не мог поверить своим глазам. Какая наглость! Американец проигнорировал его записку и уже демонтировал то, что было необходимо Максу для продолжения работы. Он был полон праведного гнева: стоило человеку на минутку отлучиться, как какой-то треклятый американец уже испортил его труды. Макс потребовал объяснений.

Невозмутимый Освальд сказал своему сопернику, что тот отсутствовал слишком долго. Макс вспылил, схватил Алика за грудки и прижал к стальной колонне. Внутренне Макс признавал, что, возможно, он отсутствовал дольше, чем того требовали негласные правила, – он просто остановился поболтать с приятелем. И вообще, ничего страшного в том, если правило слегка нарушить. Все так делают время от времени.

Прохорчук уже был готов отвесить Освальду то, что этот наглец заслужил, как вдруг понял, что у него не поднимается рука ударить его. Этот проклятый американец не оказывал абсолютно никакого сопротивления. Алик стоял, прислонившись к колонне, и спокойно смотрел на Макса.

Несколько рабочих, свидетели этой сцены, поспешили разнять враждующие стороны. Освальд ушел, оставив Прохорчука переживать из-за вопиющей несправедливости, совершенной американцем по отношению к нему.

Вскоре их обоих вызвали в кабинет парторга цеха Лебизена. При виде Макса он изобразил что-то вроде недовольства и пустился читать пространную лекцию об обязанностях работника соблюдать высокий уровень дисциплины. Освальд сидел на стуле, рассеянно глядя в окно. Время от времени Лебизен бросал косые взгляды на американца, как если бы он хотел удостовериться, какова будет реакция. Алику все это было явно безразлично.

Через некоторое время парторг отпустил Освальда. Макс остался. Когда за американцем закрылась дверь, разговор стал доверительно-отеческим. Лебизен сказал, что он полностью на стороне Максима. Освальду, конечно, следовало дождаться своей очереди. Но Прохорчук, не будь дураком, должен был сообразить, что американец был не просто еще одним рабочим. В заключение Лебизен посоветовал Максу, чтобы в будущем тот никогда больше не ввязывался в стычки с Освальдом и держался подальше от американца.

Освальд стал открыто критиковать условия труда в цехе. Похоже, что он начал свой личный крестовый поход против неэффективных, по его мнению, производственных отношений, которые следует пересмотреть. Он говорил, что администрация уделяет недостаточно внимания механизации ручного труда и внедрению новых прогрессивных разработок, и зашел так далеко, что устроил личную сидячую забастовку в поддержку своих требований. В течение нескольких дней он приходил в цех, устраивался на своем рабочем месте, положив ноги на верстак, и просиживал так весь день.

Такие действия со стороны Освальда представлялись беспрецедентными и досаждали администрации. Забастовки в Советском Союзе были делом неслыханными и никогда не освещались в средствах массовой информации. Администрация расценила забастовку Освальда как полный вздор, а его требования – как фантазии, лишенные какого-либо практического смысла.

За спиной американца рабочие потешались над его донкихотскими выходками. В их глазах поступок Алика был одним из «заскоков», утвердившим его репутацию цехового клоуна.

Любопытной особенностью этой забастовки было то, что она никоим образом не отразилась на благополучии американца. Он даже не был привлечен к дисциплинарной ответственности. Трудовая жизнь в цехе протекала как обычно. Забастовка была вскоре забыта. Все это еще больше укрепило веру окружающих в то, что Освальд был на особом положении.

Теперь американец начал осаждать окружающих неудобными вопросами. Было трудно понять, были ли они вызваны его желанием получить больше информации и лучше понять жизнь в СССР или за этим стояло нечто другое. Но он был иностранцем и имел право на получение исчерпывающих разъяснений по интересующим его вопросам. Некоторые вопросы Алика носили наивно провокационной характер. Если бы они исходили