История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

поддержать ее сына, а 11 апреля отпустил воевод своих к Казани; 24 апреля туда же отправился МагметАминь; 18 мая воеводы были под Казанью, а 9 июля Казань была взята. Ильгам с царицею, братьями, сестрою и с множеством князей, были приведены в Москву; их великий князь разослал в заточенье в Вологду, Каргополь и Белоозеро106. После этого 10 августа Иван Васильевич отправил в Крым сказать: «Посылал я на недруга своего, Ильгама, царя казанского, своих воевод: наши воеводы Казань взяли и царя Ильгама поймали, с его братией и князьями, а Магмет-Аминя на Казань посадили». После этого казанский царь, опираясь на московскую силу, должен был принять участие в степных делах. В октябре того же года, как cел на престол Магмет-Аминь, послу, Дмитрию Шейну, наказано было, если спросят: «К казанскому царю послал ли князь великий, чтобы он слал свою рать на наших недругов?», то говорить: «Государь хотел послать об том часа того».

Между Ордами Крымской и Золотой после 1487 года ничего важного не происходило. Цари начали кочевать на севере Азовского моря, и поэтому внимание Менгли-Гирея было поглощено их движениями. Иван Васильевич, извещая Менгли-Гирея, что посылает постоянно Нур-Даулета на Муртозу, объявлял, что люди от ордынцев стерегут послов, едущих в Крым, и поэтому нужно устроить хорошие сообщения, и, кроме того, указывалось, чтобы Менгли-Гирей, действуя против недругов, ссылался с братом, находящимся в степях. Вследствие того, что ничего важного между ордами не происходило, то и сношения по поводу степных дел с Крымом сделались очень однообразны. После Нур-Даулета на Орду в степи стал выходить его сын, Сатылган; в этих степных походах участвовали иногда казанцы, когда были свободны от их врагов, ногаев. В 1491 году был предпринят довольно значительный поход в степь, с участием великокняжеских воевод, потому что узнали в Москве, что цари идут на Менгли-Гирея к Перекопу. Золотоордынцы, узнавши об этом походе, ушли в свои кочевья107. Главная забота относительно золотоордынцев заключалась в том, чтобы они наконец ушли за Дон, к Кавказу. Так как с конца восьмидесятых годов начались отъезды литовских служебных князей, то теперь Ивану Васильевичу особенно нужно было, чтобы Менгли-Гирей начал свои нападения на литовские владения. В апреле 1490 года московский посол в Крыму, князь Ромодановский, прислал грамоту к великому князю, что царь ему говорил: «На царей ордынских и на короля я с великим князем один человек, и доколе буду жив, мне с королем в миру не бывать». Я, государь, царю говорил, что пойдут цари к черкасам, и тебе, господине, идти на королевскую землю. Царь мне сказал: «Даст Бог, управимся с большими недругами, то королевской земле от нас не отдалеть». Менгли-Гирей искал всюду помощи на золотоордынцев: он обратился к султану, и тот ему прислал на помощь до 2000 человек, и приказал в то же время царям, чтобы они ушли с того поля прочь. Наконец Менгли-Гирей обратился за помощью и к Казимиру; но эти сношения не были особенно мирны; вот письмо Менгли-Гирея к Казимиру, которое можно отнести к этому времени: «Говорите, что московский великий князь велел мне королевскую землю воевать: как мне московский князь может такое слово сказать? Вы это слово из мысли выкиньте!»108 Когда московский посол узнал об этих сношениях, то обратился к царю и после так описал свой разговор с ним: «Приехал к тебе твой человек от короля и с чем приехал, добро мне написать к моему государю». Царь отвечал: «Пиши к великому князю, из моих уст слышавши, – посылал я к королю о моих побитых людях и чтобы он дал помощь на Орду, и он мне отказал: «Нынеча у меня дети между собой секутся и помочи от меня нет». И я царю молвил: «Государю моему нужно, чтобы у тебя с королем дружбы не было», и царь молвил: «Дружбы у меня с королем нет, да и дела мне до него нет».

Наконец к 1492 году Ахматовы дети ушли за Дон, к Каспийскому морю, и московский посол в Крыму, Лобан Колычев, должен был говорить от великого князя Менгли-Гирею: «Приказывал ты со своими послами, что хочешь идти на королевскую землю, так ты ведаешь, как наш недруг король нам недружбу учинил и наших недругов, Ахматовых детей, на нас навел, и каково они лихо тебе учинили; и ныне те, недруги наши, от нас поотдалели, и ты бы теперь пошел на королевскую землю, и я хочу на него идти, а тебе ведомо, как я тебе помогал на Ахматовых детей». Уже давно послы в Крыму начали говорить об отъездах князей из Литовской в Московскую службу, и теперь посол должен был говорить, что «люди великого князя со всех сторон берут королевскую землю – от Новгорода, Пскова, Твери и Московской земли; а князей Воротынских и Бельских великий князь от короля с их землею поймал…» и т. д. В июне того же года Лобан Колычев прислал в Москву записку о крымских делах и в ней писал: «Царь мне говорил: “На короля и Ахматовых детей я один человек с великим князем; а что мне на королевскую землю идти, то я нынеча так вздумал: есть на королевской земле, ниже Товани, на той стороне Днепра, городище над Днепром (Очаков), и нынеча я пошел со всеми людьми тот город делать, и как сделаю, то буду недругу недружбу чинить”». Об Орде Ахматовых детей Колычев писал: «Про Ахматовых людей сказывали вести царевы люди, что они зимовали в поле, да на весне угонили у Орды стадо, и за ними с погоней пришел один царевич, и царевы люди погоню побили, а царевичу голову срезали да к царю привезли, перед моим приездом дней за шесть. Да ныне приехал царев человек из Орды и сказывал, что она пахала пашню на Куме, а пошла, сказывает, на черкасцы воевать…» Сам Менгли-Гирей писал также к Ивану Васильевичу, и из его письма мы узнаем, что литовцы прежде, когда Ахматовы дети сдерживали Менгли-Гирея, как мы видели, гордо с ним обращались; теперь же, когда на Севере начались отъезды князей с отчинами, а Ахматовы дети откочевали к Кавказу, то, с одной стороны, сам Менгли-Гирей хотел получить поминки с Литвы, а с другой, как он извещал: «Король большого посла уже послал к нам, и хотя он не приехал, но его слово то: «У меня два брата твои в руках, им я дал поместья и против тебя не пущу; когда Орда придет, то будем с тобой против них недругами;