Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

стороны, и обезвреживаниям при помощи оберегов – с другой (стальной нож под головой, кресты на гробе и на теле покойного, нанесенные свечным воском, обжигание могилы и так далее). Но не будем еще раз повторять хорошо известные всем вещи…

Как пишет Вильнев, «Вера в вампиров корнями уходит в тот ужас, который пещерный человек испытывал перед Потусторонним. Далее, страх перед возвращением озлобленных, охваченных жаждой мести и недобрых мертвецов оправдывает почести, воздаваемые усопшим» (Вильнев, 1998, с. 88). По мнению Б. Линкольна, изучавшего погребальную обрядность скифов, многочисленные дары умершему, включавшие в себя не только погребальный инвентарь, но и слуг, девушек, коней и прочих, призваны были обеспечить ему создание привычного загробного существования, с одной стороны, но также, будучи принадлежащими ему при жизни, оказывались как бы умершими вместе с ним – с другой (Lincoln, 1991, p. 191). Говоря о «функциональной направленности обрядовых действий», О. А. Седакова верно отмечает, что наряду с оказанием почестей умершему погребальная обрядность имеет одной из важнейших функций «ограждение живых от действия смерти» (Седакова, 2004, с. 78). Или, как писал еще Ван Геннеп, «Те умершие, по поводу смерти которых не были выполнены похоронные обряды, так же как и дети (некрещеные, не получившие имени и не прошедшие инициацию), обречены на жалкое существование. Они никогда не смогут проникнуть в мир мертвых и включиться в сообщество, которое там сложилось. Это самые опасные мертвецы: они хотели бы вновь приобщиться к миру живых, но, поскольку у них нет возможности это сделать, они ведут себя по отношению к этому миру как враждебно настроенные чужаки. Им не хватает средств существования, которые другие умершие находят в ином мире, и поэтому они вынуждены обеспечивать себя за счет живых. Кроме того, эти умершие, не имея, как говорится, ни кола, ни двора, часто испытывают острое желание мести. Вот почему похоронные обряды можно считать практическими обрядами длительного действия: они помогают живым избавиться от вечных врагов» (Ван Геннеп, 1999, с. 146).

Говоря суммарно, мы можем сказать, что вера в возможность возвращения покойного из иного мира (или – вставания мертвого тела из могилы) коренится в принципиальной размытости границ между мирами, миром загробным и миром живых. И территориально, и, так сказать, физиологически. Мертвый не столько хоронится, сколько – приговаривается к пребыванию вне мира живых, и поэтому соблюдение ритуала, как христианского, так и языческого, начинает играть здесь первостепенную роль. Сама смерть при этом предстает не столько как непреодолимый барьер, непреступаемая граница, сколько как аморфный континуум, путь, протянутый не только в пространстве, но и во времени. Дорога, которая, как и любая дорога, всегда имеет два конца.

Опознавание вампира может быть поделено на две группы: опознание того, кто вернулся, и определение вампирической принадлежности лежащего в могиле тела. Так, для первой группы случаев в общем никаких особых примет и не требовалось: если человек, умерший и похороненный, вдруг возвращался к своему дому, то не кем иным он и не мог быть. Для случаев второй группы индикаторами вампиризма были в первую очередь наличие волос и ногтей, выросших на трупе после погребения, а также сам его вид: тело, не тронутое тлением, естественно, принадлежало вампиру.

Борьба с вампирами в общем была проста: тело нужно было проткнуть, лучше – в области сердца, у вампира следовало отрубить голову, а еще лучше – просто сжечь тело вампира, а прах развеять по ветру. Последний, самый надежный способ, как кажется, практиковался у всех народов.

Но покинем мир суеверий и обратимся к другим трактовкам возникновения веры в возвращающихся покойников в целом и вампиров в частности.

Объяснение рациональное

В 1746 г. во Франции вышел труд Дона Августина Кальме, монаха-бенедиктинца, «Трактат о привидениях во плоти, об отлученных от церкви, об упырях или вампирах, о вурдалаках в Венгрии и Моравии». Кальме отрицал реальность вампиризма и приписывал многочисленные поверья об оживших мертвецах трагической практике ошибочных погребений еще живых людей.

Действительно, огромное число случаев преждевременного захоронения описано в книге М. Саммерса «Происхождение вампиров» (Summers, 1928). Он утверждает, например, что «четверть века назад (то есть в начале XX в. – Прим. авт.) было подсчитано, что в Соединенных Штатах обнаруживается и фиксируется в отчетах в среднем не менее одного случая преждевременного погребения в неделю. Это значит, что риск до срока подвергнуться подобной процедуре устрашающе велик. В прошлые столетия, когда знания были распространены гораздо меньше, когда адекватные меры предосторожности принимали редко, если вообще принимали, случаи прижизненных похорон, особенно в разгар эпидемий чумы и других массовых заболеваний, тем более не были из ряда вон выходящими» (цитата по русскому переводу в интернете). Приведенные им многочисленные исторические казусы[45], относящиеся в основном уже к Новому времени, заставляют невольно предположить: как же много аналогичных ошибок было совершено в предшествующие столетия и о скольких тысячах подобных случаев мы уже никогда не узнаем.

Об этом же пишет Л. Уотсон, американский биолог, задавшийся вопросом, «где начинается и где кончается жизнь» (Уотсон, 1991, с. 99). «Ошибка, допущенная Ромео, – пишет он, – не исключение и совершается не только обезумевшими от горя пылкими любовниками. Ее допускали даже известные анатомы. В середине XVI в., когда Андреас Везалий в расцвете своей славы вскрывал тело испанского дворянина, “труп” неожиданно вернулся к жизни. <…> Преподобный Шварц, один из первых миссионеров, подвизавшихся на Востоке, очнулся от мнимой смерти в Дели при звуках любимого гимна. Пришедшие отдать ему последние почести прихожане узнали об ошибке, когда голос из гроба присоединился к хору. <…> Подобные сообщения содержатся в “Диалогах” Платона, “Сравнительных жизнеописаниях” Плутарха и “Естественной истории” Плиния Старшего[46]. Однако было бы неверно считать эту ошибку делом прошлого. В 1964 г. посмертное вскрытие в нью-йоркском морге было прервано, когда после первого разреза пациент вскочил со стола и схватил хирурга за горло. <…> В Мюнхене находится огромное готическое здание, где в прошлом длинными рядами лежали те, кого внезапно настигла смерть; они были обвязаны веревками, соединенными колоколом в комнате смотрителя. Сон его, вероятно, прерывался довольно часто, раз был смысл держать все это оборудование. <…> Конечно, тело нельзя долго оставлять без погребения, поэтому во избежание ошибки были предложены различные критерии определения смерти…» (Уотсон, 1991, с. 98–99).

Аналогичное рациональное объяснения генезиса верований в вампиров и заложных покойников выдвигает и Вильнев: «Надо думать, такие случаи встречались довольно часто, потому что в Германии существовал обычай подкладывать ком земли под подбородок умершего и крепко обвязывать ему горло платком…» (Вильнев, 1998, с. 134).

Но насколько фольклорное объяснение того, почему человек становится вампиром, отличается от