Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

Один достойный копт, Тодорус, взял «кусок бумаги» за 20 фунтов стерлингов за антиквариат, проданный англичанину, а после того, как англичанин ушёл, принёс его мне, чтобы спросить, что это за бумага и как её можно обменять, или, может быть, он должен хранить её, пока джентльмен не пришлёт ему деньги? Это была круглая банкнота, которую мне было трудно объяснить, но я предложил отправить её в Каир к Бриггу и обналичить. Я не мог сказать, когда он получит деньги, так как они должны были дождаться надёжного человека, чтобы отправить золото. Я попросил его написать своё имя на обратной стороне банкноты, и Тодорус подумал, что я хочу получить её в качестве расписки за деньги, которые ещё не пришли, и собирался с радостью выписать мне расписку за 20 фунтов, которые он мне доверил. Теперь копты совсем не скупятся, когда дело касается их карманов, но они возьмут что угодно у англичан. Я очень надеюсь, что ни один мошенник не узнает об этом. Мистер Клоуз рассказал мне, что, когда его лодка затонула у Катаракт и он остался полураздетым на скале без гроша в кармане, четверо мужчин подошли к нему и предложили одолжить ему что угодно. Когда я был в Англии в прошлом году, англичанин, для которого Омар был лакеем, уехал, задолжав ему 7 фунтов за купленные вещи. У Омара было достаточно денег, чтобы расплатиться со всеми торговцами, но он держал это в секрете, опасаясь, что кто-нибудь из европейцев скажет: «Позор англичанам», и даже не рассказал об этом своей семье. К счастью, мужчина отправил деньги с ближайшей почтой с Мальты, и шейх драгоманов объявил об этом, так что Омар получил их, но никому бы об этом не рассказал. Такое «сокрытие зла» считается очень похвальным, а в случае с женщинами — даже религиозным долгом. «Скандал — это то, что наносит оскорбление» — очень распространённое в Египте мнение, и я считаю, что здесь гораздо больше снисходительных мужей, чем где-либо ещё. Вся эта идея основана на стихе из Корана, который постоянно цитируют: «Женщина создана для мужчины, а мужчина создан для женщины». Следовательно, обязательства по целомудрию равны; следовательно, поскольку мужчинам это трудно, они утверждают, что женщины делают то же самое. Я никогда не слышал, чтобы о проступке женщины говорили без сотни оправданий: возможно, у её мужа были рабыни, возможно, он был стар или болен, или она его не любила, или ничего не могла с собой поделать. Жестокая любовь приходит «по воле Божьей», как говорят наши присяжные; мужчина или женщина должны удовлетворить её или умереть. Бедный молодой человек сейчас находится в муристане (сумасшедшем доме) в Каире из-за красоты и сладкоголосия англичанки, слугой которой он был. Что он мог поделать? Бог послал это бедствие.

Я часто слышу о леди Элленборо, которая замужем за шейхом-эль-арабом из Пальмиры и живёт в Дамаске. Арабы считают бесчеловечным, что английские леди избегают её. Возможно, она раскаялась; во всяком случае, она замужем и живёт со своим мужем. Я спросил Омара, расскажет ли он своему брату, если увидит, что его жена делает что-то плохое. (Прим. — он её терпеть не может.) «Конечно, нет, я должен накрыть её своим плащом». Мне также рассказывали, что у арабов пустыни (у настоящих арабов), когда усталый и измученный путник приходит в их шатры, хозяин, как правило, шейх, должен отправить его в гарем и оставить там на три дня, предоставив ему полную свободу действий после того, как женщины искупают, разотрут и освежат его. Но тогда он никогда не должен говорить об этом гареме; они для него как родные, и он должен их почитать. Если бы он заговорил, муж убил бы его; но араб никогда бы не сделал этого с европейцем, «потому что все европейцы так жестоки к женщинам» и не боятся Бога и не скрывают своих проступков. Если танцовщица раскаивается, самый почтенный мужчина может жениться на ней, и никто не осуждает и не смеётся над ним. Я полагаю, что всё это приводит к большим нарушениям, но, безусловно, это приятное чувство. Невозможно представить, насколько поразительно для христианина слышать, как правила морали применяются с полной беспристрастностью к обоим полам, и как арабы, знающие наши нравы, говорят, что англичане «ревнивы» и «строги к своим женщинам». Любое нецеломудрие неправильно и харамно (запрещено), но в равной степени как для мужчин, так и для женщин. Селима Эффенди говорил в таком же тоне и, казалось, был склонен проявлять больше снисходительности к женщинам из-за их невежества и слабости. Помните, я говорю только об арабах. Я считаю, что турецкие представления отличаются, как и вся их система гаремов, и Египет не является образцом для всех мусульман.

Суббота, 12е. — Вчера вечером я ужинал у Мустафы, у которого снова были танцовщицы, чтобы развлечь англичан. Селим Эффенди попросил врача, который был с ними, выписать ему лекарство и попросил меня как можно спокойнее перевести ему всё, что касается его старого желудка. Он, как обычно, сидел рядом со мной на диване, и во время перерыва в танцах попросил «эль-Магрибийю», лучшую танцовщицу, подойти и поговорить. Она поцеловала мне руку, села на пятки перед нами и сразу же отбросила профессиональную гальярдизацию в манерах и заговорила очень мило на очень хорошем арабском языке и с безупречным тактом, скорее как мужчина, чем как женщина; она казалась очень умной. Мы бы сочли за честь, если бы почтенный судья вызвал такую девушку, чтобы поговорить с дамой!

Вчера у нас был странный и неприятный день. Накануне вечером в Карнаке у меня вытащили кошелек из кармана двое мужчин, которые крутились вокруг меня: один продавал птицу, а другой был одним из тех бездельников, которые слоняются по руинам, попрошайничают, продают воду или сувениры и, конечно, все они ленивые и плохие люди. Я отправился к Селиму, который сразу же написал шейху-эль-Беледу из Карнака, что мы должны отправиться туда на следующее утро в восемь часов, чтобы расследовать это дело, и попросил его задержать этих людей. На следующее утро Селим заехал за мной, и Мустафа приехал представлять интересы Англии. Когда мы выезжали из Луксора, к нам присоединился шейх-эль-Абабде с четырьмя членами своего племени, вооружёнными длинными ружьями, и ещё большим количеством копий. Он был добровольцем и пришёл