Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

сводит живот, я подхожу к дивану и говорю ей: «Не хочешь ли ты чего-нибудь, трубку, шербет или что-то ещё?» — и говорю до тех пор, пока она не отложит книгу и не заговорит со мной, а я расспрашиваю её и развлекаюсь, и, клянусь Богом! Если бы я был богатым человеком и мог жениться на такой английской гаремной красавице, я бы стоял перед ней на коленях и служил ей, как её слуга. Видите ли, я всего лишь слуга этой леди, и я ни разу не сидел в кофейне из-за сладости её языка. Разве не правда, что человек, который может жениться на такой гаремной красавице, богат не только деньгами? Селиму, казалось, было небезразлично, как она выглядит, хотя он полностью разделял энтузиазм Омара и спросил, красива ли Джанет. Омар ответил с подобающей случаю неопределённостью, что она была «луной», но отказался упоминать её волосы, глаза и т. д. (описывать женщину в мельчайших подробностях — это вольность). Я чуть не расхохотался, когда Омар рассказал о своих манёврах, чтобы я «развеселился»; похоже, мне не грозит увольнение за скуку.

Погода стала такой жаркой, что я перебрался из своей прекрасной комнаты на юго-западе в комнату с тремя стенами, выходящими на северо-восток, с прекрасным зелёным видом и огромной верандой, такой же большой, как и сама комната, с открытой стороны. Таким образом, я живу на открытом воздухе. Летучие мыши и ласточки довольно общительны; надеюсь, змеи и скорпионы будут более сдержанными. «Эль-Хамасин» (пятидесятый) начался, и ветер такой, что небо с землёй спутал, но он не такой сильный, как юго-восточный ветер на мысе Доброй Надежды, и, хотя он горячий, не такой удушливый, как хамсин в Каире и Александрии. Мохаммед только что принёс мне горсть новой пшеницы. Подумайте о сборе урожая в марте и апреле! Эти ветры так же полезны для урожая здесь, как «хороший постоянный дождь» в Англии. Когда дует сильный ветер, поливать нужно не так часто. Когда я ехал по зелёным полям вдоль дамбы, маленький мальчик, поворачиваясь на скрипучей Сакиа (водяном колесе, которое вращал бык), пел одну и ту же вечную мелодию Сакиа — слова такие ad libitum, и моя маленькая подруга напевала: «Повернись, о Сакиа, направо, повернись налево — кто позаботится обо мне, если мой отец умрёт? Повернись, о Сакиа, и т. д., полей водой инжир, траву и арбузы. Повернись, о Сакиа!» Нет ничего более жалкого, чем эта песня Сакиа.

Я прошёл мимо дома шейха-эль-Абабде, который позвал меня на кофе. Луна была великолепна, и вид был прекрасен. Красивый чернокожий шейх в тёмных одеждах и белом тюрбане, Омар в изящном белом одеянии и красном тюрбане, и дикие абабде в грязных белых лохмотьях, с грубыми видами оружия, копьями, фитильными ружьями и т. д., в самых разных диких и изящных позах, с длинными чёрными локонами и непокрытыми головами, несколько маленьких чернокожих детей, совершенно обнажённых и похожих на купидонов. И вот мы сидели, выглядели такими романтичными и беседовали, как дамы и господа, о достоинствах Сакны и Альмас, двух великих соперниц-певиц из Каира. Я думаю, шейх хотел продемонстрировать свой опыт светской жизни.

Копты сейчас постится и гневаются. Они постится пятьдесят пять дней в Великий пост: никакого мяса, рыбы, яиц или молока, никаких исключений по воскресеньям, никакой еды до двенадцати часов дня и никаких отношений с гаремом. Единственное утешение — много аррака, а сколько копт может выпить, никто не знает; их редко можно увидеть пьяными, но они поглощают ужасные количества. Они всегда предлагают мне вино и аррак и не понимают, почему я не пью. Я полагаю, что они подозревают меня в христианстве из-за того, что я предпочитаю воду из Нила. Что касается этого, то они презирают всех еретиков, то естьВсе христиане, кроме них самих и абиссинцев, больше уважают мусульман и недолюбливают их; вопрос о сошествии Святого Духа разделяет нас с заливом Джеханнум. Садовник в этом доме — коп, такой славный парень, и они с Омаром подшучивают друг над другом по поводу религии с величайшим добродушием; они редко ссорятся с мусульманами. Есть один симпатичный коп по имени Михаил, слуга месье Мунье. Я бы хотел нарисовать его, чтобы показать идеальный образец древнеегипетской расы; его кровь, должно быть, совершенно чиста. Вчера он пришёл сюда, чтобы поговорить с Али-беем, мудиром из Кене, который нанёс мне визит (он великолепный красивый турок); так что маленький Михаил прокрался, чтобы обсудить свои дела под моей защитой, и за ним последовали ещё несколько человек, пока Али-бей не устал от приёма в моём диване и не ушёл на свою лодку. Понимаете, люди считают, что курбаш не так удобен для английского зрителя. На днях Мустафа Ага попросил Али Бея выполнить для него небольшую работу — позволить жителям Гезере (острова), который принадлежит Мустафе, работать на канале там, а не на канале выше, принадлежащем паше. Очень хорошо, но тут появляется назир (помощник мудира) и набрасывается на весь Гезир, конечно, не на Мустафу, а на бедных феллахов, которые по приказу мудира выполняли его повинности вместо паши. Я пошёл в Гезиру и подумал, что Моисей снова взялся за дело и убил первенца в каждом доме, судя по крикам и воплям, когда подошли двое парней и показали мне свои окровавленные ноги, над которыми плакали их жёны, как над мёртвыми, Шоргл эль Мизр — египетские дела, — как Косас де Эспанья.

Среда. — Вчера вечером я развлекал Шейха Юсуфа рассказами об Антаре и Абу-Зейде, восхваляя доблесть Антары, который убил 10 000 человек ради любви к Ибле; вы знаете Антару. Юсуф презрительно посмотрел на такое осквернение и ответил: «Что такое Антара и Абу-Зейд по сравнению с битвами нашего Господа Моисея с Огом и другими могущественными неверными, и что такое любовь Антары к Ибле по сравнению с любовью нашего Господа Соломона к Балкис (царице Савской), или их красота и привлекательность по сравнению с красотой и привлекательностью нашего Господа Иосифа?» А потом он рассказал о битве Сейидны Мусы с Огом, и я подумал: «Слушайте, о вы, пуритане, и внимайте, о вы, методисты, и узнайте, что религия и романтика едины для тех, чьи нравы и идеи соответствуют нравам и идеям Библии, и что Моисей был вовсе не стриженым пуританином, а доблестным воином!» В этой религии есть гомеровский элемент: пророк — герой, как Ахиллес, и, как и он, управляется Богом — Аллахом, а не Афиной. Он сражается, молится, учит, занимается любовью и действительно является