Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

Я нахожу, что они вполне спокойно взывают к моему сочувствию в трудную минуту и говорят о религиозных и других чувствах, по-видимому, так же свободно, как и друг с другом. Во многих отношениях они более непредвзяты, чем мы, и очень умны, и во многих отношениях очень хороши; и всё же они кажутся такими странно-детскими, и мне кажется, что я улавливаю это впечатление даже в книге Лейна, хотя он и не говорит об этом.

Если вы напишете мне, дорогой Том, пожалуйста, адресуйте письмо в «Бриггс и Ко», Каир. Я буду так рада получить весточку от вас и вашей семьи. Джанет едет в Англию. Я бы тоже хотела поехать, но бесполезно продолжать этот безнадёжный эксперимент. Сейчас я чувствую себя очень хорошо, пока ничего не делаю и погода тёплая. Я почти не испытываю боли, только чувствую слабость и усталость.

У меня обширная практика в области медицины; больных глаз, конечно, предостаточно. Передавай привет Уоттсу и остальным моим друзьям. Я очень переживаю из-за Теккерея и ещё больше из-за того, что его девочки остались одни.

Я думаю, вам, как и мне, понравится своеобразное социальное равенство, которое здесь царит; это полная противоположность французскому égalité. Здесь есть великие и могущественные люди, которых очень почитают (по крайней мере, внешне), но ни у кого нет низших сословий. Входит мужчина, целует мне руку и из уважения садится не на ковёр; но он курит трубку, пьёт кофе, смеётся, говорит и задаёт вопросы так же свободно, как если бы он был эфенди, а я — феллахом; он не ниже меня, он мой бедный брат. Слуги в домах моих друзей принимают меня с глубоким почтением и почтительно обслуживают за ужином, но они свободно участвуют в разговоре и во всех развлечениях, будь то музыка, танцовщицы или чтение Корана. Даже танцовщица не является изгоем; она может свободно разговаривать со мной, и проявлять к ней презрение или отвращение крайне нечестиво. Правила вежливости одинаковы для всех. Прохожий приветствует того, кто сидит на месте, или того, кто входит в комнату, независимо от ранга. Когда я приветствую мужчин, они всегда встают, но если я прохожу мимо, они не обращают на меня внимания. Всё это очень приятно и изящно, хотя и связано со многими пороками. Тот факт, что любой человек может завтра стать беем или пашой, — недобрый факт, потому что повышение с большей вероятностью выпадет на плохого раба, чем на хорошего или умного свободного человека. Таким образом, единственный достойный класс — это те, кому нечего ждать от знати, — я не скажу, что им нечего бояться, потому что у всех есть на то причины. Отсюда высокая респектабельность и благородство купцов, которые наиболее независимы от правительства. Англичане были бы немного удивлены, узнав, что арабы о них думают; они восхищаются нашей правдивостью и честностью и в целом относятся к нам хорошо, но обвиняют мужчин в том, как они ведут себя с женщинами. Они шокированы тем, как англичане говорят о гаремах между собой, и считают англичан жестокими и грубыми по отношению к своим жёнам и женщинам в целом. Английские гаремы в целом пользуются большим одобрением, и араб считает себя счастливым человеком, если может жениться на англичанке. Я получил предложение для Салли от здешнего правителя для его сына, который, разумеется, предлагает ей свободно исповедовать свою религию и соблюдать свои обычаи. Я думаю, что влияние иностранцев на арабов гораздо более ощутимо и полезно, чем на турок, хотя последние больше демонстрируют его в одежде и т. д. Но все инженеры и врачи — арабы, и очень хорошие. Ни один турок не научился чему-то полезному, а драгоманы и слуги, нанятые англичанами, научились высоко ценить честность, заслуженную или нет; но многие её заслуживают. По сравнению с европейскими курьерами и лакеями эти люди стоят очень высоко. Омар только что забежал сказать, что лодка отплывает, так что до свидания и да благословит вас Бог.

22 марта 1864 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Луксор,

22 марта 1864 года.

Дорогой Алик,

Я рад, что мои письма вас забавляют. Иногда мне кажется, что в них должна быть невыразимая скука восточной жизни: не то чтобы она была скучной для меня, любопытного наблюдателя, но удивительно, как люди, которым нечем заняться, могут её выносить. Вчера я заходил к турку в Карнаке; он джентльмен, сын бывшего мудира, которого, кажется, убили за жестокость и вымогательство. У него 1000 федданов (акров или чуть больше) земли, и он живёт в глинобитном доме, который больше, но не лучше, чем у любого феллаха, с двумя жёнами и братом одной из них. Полагаю, он оставляет ферму своим феллахам. Там была одна книга, турецкая; я не смог прочитать название, а он не сказал мне, что это было. Короче говоря, не было никакого способа скоротать время, кроме наргиле, ни лошади, ни ружья, ничего, и всё же они, казалось, не скучали. Эти две женщины всегда с нетерпением ждут моих визитов, они очень шумные и ведут себя как школьницы, но, по-видимому, они отличные подруги и очень добродушные. Джентльмен подарил мне куфью (плотный головной платок от солнца), и я отдал дамам кусок шёлка, который у меня случайно оказался. Вы никогда не слышали ничего подобного его восторгу перед портретом Мориса: «Машалла, МашаллаWallahy zay el ward (Это воля Бога, и, клянусь Богом, он подобен розе). Но я не могу «подлизываться» к туркам. Я всегда чувствую, что они втайне недолюбливают нас, европейских женщин, хотя и выражают огромное восхищение и делают личные комплименты, на что арабы очень редко решаются. Однажды я слышала, как Селим Эффенди и Омар обсуждали английских леди, когда я была за занавеской с рабыней Селима, и они не знали, что я их слышу. Омар описал Джанет и пришёл к выводу, что мужчина, который на ней женился, не мог желать ничего большего. «Клянусь своей душой, она скачет верхом, как бедуин, стреляет из ружья и пистолета и гребет на лодке; она говорит на многих языках, работает с иглой, как эфрит, и видеть, как её руки пробегают по зубцам музыкальной шкатулки (клавишам пианино), поражает воображение, а её пение радует душу. Как же тогда её муж может желать кофейню? Валлахи! она всегда может развлечь его дома. А что касается моей госпожи, то дело не в том, что она не знает. Когда я чувствую, что у меня