Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

я чувствую себя очень хорошо, потому что много работаю, так как разразилась странная эпидемия, и я хаким (доктор) в Луксоре. Хаким Паша из Каира приехал и напугал людей, сказав, что это заразно, и Юсуф забыл о своей религии настолько, что стал умолять меня не проводить весь день в хижинах людей; но мы с Омаром пренебрегли опасностью, я был уверен, что это не заразно, а Омар сказал: «Во имя Аллаха». У людей останавливается кишечник, и они умирают через восемь дней, если их не лечить; все, кто вовремя послал за мной, выздоровели. Слава Аллаху, что я могу помочь этим несчастным душам. Это время сбора урожая, тяжёлой работы, сильной жары, зелёной кукурузы, бобов и т. д., которые они едят, и это вызывает болезнь. Затем копты отказываются от животной пищи и едят много зелёных бобов, салата и зелёной кукурузы. Мустафа пытался убедить меня не давать лекарства, опасаясь, что те, кто умрёт, будут считать, что их отравили, но мы с Омаром уверены, что он делает это только для того, чтобы оправдать свой эгоизм. Омар — отличный помощник. Епископ пытался заработать, намекая, что если я запрещу своим пациентам поститься, то смогу заплатить за их снисхождение. Один бедный, раздражительный коротышка отказался от куриного бульона и сказал мне, что у нас, европейцев, наш рай в этом мире; Омар выпустил кельба (собаку), но я остановил его и сказал: «О, брат мой, Бог создал христиан Англии не такими, как в Египте, и, конечно, не осудит ни одного из нас за это; пусть в будущем ты обретёшь лучший рай, чем тот, которым я наслаждаюсь сейчас». Омар обнял меня и сказал: «О, добрый человек, наш Господь, несомненно, вознаградит тебя за то, что ты ведёшь себя как мусульманин и целуешь руку того, кто бьёт тебя по лицу». (Посмотрите, как каждая религия требует смирения.) Сулейман был недоволен проявлением милосердия своего собрата-христианина. Кажется странным, что копты из низших сословий не благословляют нас и не благодарят Бога за наше здоровье, как мусульмане. Большинство моих пациентов — христиане, и некоторые из них действительно очень хорошие люди. Местные жители называют меня Ситти (леди) Нур-ала-Нур. Бедная женщина, чей единственный ребёнок, молодой человек, которого я с радостью вылечила, когда он был очень болен, поцеловала мне ноги и спросила, как мне молиться за неё. Я сказала ей, что моё имя означает Нур (свет — lux), но поскольку это одно из имён Бога, я не могу его использовать. «Твоё имя — Нур-ала-Нур», — сказал мужчина, находившийся в комнате. Это означает что-то вроде «Бог в твоём разуме» или «свет от света», и Нур-ала-Нур остаётся; сочетание одного из имён Бога вполне уместно, как и Абдаллах, Абдурахман и т. д. Я выпросила немного лекарств у графини Браницкой, которая приезжала на днях; когда всё закончится, я не знаю, что буду делать. Я собираюсь попробовать приготовить касторовое масло; я не знаю как, но я попробую, и Омар думает, что у него получится. В Эсне тоже свирепствует чума, и мы целыми днями видим, как мёртвых животных уносит течением. Конечно, скоро она появится и здесь.

Воскресенье, 17 апреля. Эпидемия, кажется, закончилась, но желудочных лихорадок и т. д. по-прежнему много. Хаким из Кенех только что был здесь — такой приятный, умный молодой человек, прекрасно говорящий по-итальянски и по-французски. Он сын какого-то феллаха из Нижнего Египта, которого отправили учиться в Пизу, и он не утратил арабскую утончённость и элегантность, получив образование у Френги. Мы крепко сдружились, и молодой хаким был в восторге от моей любви к его народу и от того, что я высоко ценю его умственные способности. Сейчас он отправился осматривать больных, а потом снова встретится со мной и даст мне указания. Он был очень расстроен тем, что не может снабдить меня лекарствами; их нельзя купить выше Каира, кроме как у больничных врачей, которые продают лекарства, выданные правительством, как это делал итальянец в Сиуте. Но Али Эффенди слишком честен для этого. Вчера старый епископ нанёс мне визит, длившийся три с половиной часа, и pour me tirer une carotte прислал мне кусок сахара, чтобы я мог отправить подарок «в церковь» для употребления с раки. Старик был не совсем трезв и попросил вина. Я хладнокровно сказал ему, что Харам (запрещено) нам пить в течение дня — только за ужином. Я никогда не буду угощать христиан здесь выпивкой, и теперь они перестали уговаривать меня пить спиртное в их домах. Епископ предложил изменить для меня время молитвы и впустить меня в хейкель (куда женщинам нельзя входить) в Страстную пятницу, которая наступит через восемнадцать дней. Я отказался от всего этого и сказал, что поднимусь на крышу церкви и посмотрю вниз через окно вместе с другими гареметами. Омар поцеловал руку епископа, и я сказал: «Что? Ты целуешь ему руку, как копту?» «О да, он старик и слуга моего Бога, но ужасно грязный», — добавил Омар, и это было правдой. От него исходил пугающий монашеский запах святости. Епископ должен быть монахом, так как священники женаты.

Понедельник. — Сегодня Али Эффенди-эль-Хаким пришёл рассказать мне, что он пытался навестить моих пациентов, но у него ничего не вышло; все семьи заявили, что у них всё хорошо, и не впустили его. Таково глубокое недоверие ко всему, что связано с правительством. Они все ждали, пока он уйдёт, а потом снова пришли ко мне со своими недугами. Я отругал их, и они все сказали: «Валлах, я Ситт, я Эмир; это Хаким Паша, и он отправит нас в больницу в Кене, а там нас отравят; пожалуйста, не сердись на нас и не переставай нас жалеть из-за этого». Я сказал: «Али Эффенди — араб, мусульманин и Эмир (джентльмен), и он дал мне хороший совет и дал бы ещё больше», и т. д. От него вообще нет никакой пользы. Он — правительственный врач, а они скорее умрут, чем проглотят что-нибудь из эль-Ситти Нур-ала-Нур. Вот такое положение дел.

Вчера вечером я дала шейху Юсуфу 4 фунта за три месяца ежедневных занятий, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его взять их. «Это не ради денег, о леди», — и он покраснел. Он был с Али Эффенди, но не смог заставить людей посмотреть на него. Я обнаружила, что у коптов есть религиозное предубеждение против него и вообще против всех еретиков. Они считают себя и абиссинцев единственными истинно верующими. Если они признают нас братьями, то только