Дитя чумного края - Натали Абражевич

— Хочешь попробовать? — спросил он вдруг и протянул ее.

Йерсена в неуверенности замерла, но все-таки взялась.

— Не стоит вдыхать слишком глубоко — закашляешься.

Она медленно коснулась мундштука губами и втянула в себя терпкий дым. Хоть осторожничала, все равно зашлась надсадным кашлем, чуть не выронив доверенное ей сокровище. Брат Кармунд лишь посмеивался.

— Гадость? — весело спросил он. Она спешно замотала головой. — Все долго привыкают. Даже Рагенифри́д не сразу понял прелесть табака.

— Рагенифрид?

— Найди в библиотеке. Он был первым из переселенцев с моря, что приплыли после окончания Войн Духов, кто сумел дойти до самого Лиесса и прижиться здесь. И именно благодаря ему Духи послали нам табак.

Видя извечный жадный интерес в ее глазах, он принялся рассказывать, как только поселившийся в долине, что теперь стала предместьями, Рагенифрид искал любые средства прокормить его народ. Издревле эти земли осеняли благодатью Западные Духи, Духи земледелия, дарившие щедрые урожаи, но лишь тем, кто почитал их. И эти Духи не желали привечать тех, кто не признавал их власти, уж тем более не здесь, где они даровали людям святость Лунного Огня. Но был среди них молодой Коллеадо́н, что вздумал поиграть с Рагенифридом, чтобы поглумиться. Явившись к нему, он сказал, что заключит с ним договор: четыре года в этих землях будет щедро всходить все, что ни посадишь, но с условием: люди Рагенифрида станут сеять и возделывать, а уберут же пополам — Рагенифриду корешки, вершки — Коллеадону.

Тот посадил растение, какое они привезли с собою из родных земель за морем — это был картофель. Под осень он собрал все клубни и оставил Духу лишь ботву. “Хитер!” — сказал Коллеадон и объявил, что в следующий год он выбирает корешки. Тогда Рагенифрид посеял привезенную с собою кукурузу.

На этот раз Коллеадон был зол. Он заявил, что сам посеет в этот раз, и пусть Рагенифрид угадывает, что это. Поймет — пусть забирает все, а нет — Духи возьмут его людей и самого его в небытие.

Обиженный, Коллеадон создал растение, невиданное ранее никем. Рагенифрид весь год не мог понять, что это, и уже отчаялся, когда к нему явилась древняя карга. Она была противной, но он принял ее, как положено принять всякого гостя, и тогда она пообещала ему помощь. Однажды по утру она пошла на поле и взялась рвать все, что посадил Коллеадон. Он появился перед ней и зло спросил, кто позволял ей рвать его табак. Карга отговорилась, что увидела какую-то дрянь и решила прополоть — откуда же ей было знать, что что-то нужное?

Вернувшись, она рассказала все Рагенифриду. Он спросил, как она не боялась злить могучих Духов. Карга лишь рассмеялась и сказала, что она сама из них — это была Западная Горда́на, названная сестра Северной Ладо́вики. И, как сестра, она любила пакостить доброму люду и могучим Духам.

С тех пор табак — “пердеж Коллеадона”, как она решила звать курение, — взял больше городов, чем самая сильная армия. А лучший до сих пор растет здесь, под Лиессом. В четвертый раз Дух уж не стал с Рагенифридом связываться.

Пока брат Кармунд говорил, он еще пару раз протягивал Йерсене трубку, и она, стараясь больше не закашлять, втягивала горьковатый дым и смаковала вкус. Он ей не слишком нравился, но нравилось, что ей это позволено, и что брат Кармунд делит с нею свою трубку.

Она тихонько улыбалась, глядя, как чудесно золотой пердеж Коллеадона разлетается перед ее лицом — тихонько улыбалась и грустила, понимая: даже брат Кармунд в своей доброте лишь забавляется, одаривая крохами внимания ничтожную и никому ненужную девчонку. И так она, наверное и никогда не будет никому нужна.

По крайней мере не без дара. Не без черного плаща.

* * *

Йергерт утер со лба густо текущий пот, на какой мерзко липли волосы. Брат Бурхард ему одобрительно кивнул.

— Ты хорошо справляешься, — сказал он просто.

Мальчишка слабо улыбнулся, бросил взгляд на небо и улыбка эта оползла — солнце катилось вниз. Ему было пора.

— Что, уже время? — удивился Бурхард, глянул тоже. — Ну, иди.

Вельга велела каждый день являться и смотреть, как дурочке меняют на глазу повязки. Хотя специально Йергерт ее не учил смотреть в коровий пастинак, и хотя вместе с ним были и другие, так влетело только лишь ему. Мать не была скупа на наказания.

Так с ходу не сказать, что задевало его больше: ее строгость или безразличие отца.

Как бы то ни было, он ненавидел тихие стены фирмария и избегал их всеми силами. Из раза в раз смотреть, как Гертвиг еле ползает, наваливаясь на уродливую трость, было и омерзительно, и жутко стыдно, будто Йергерт сам таскался с палкой. Мало что так унижало рыцаря, как немощь.

Смотреть на то, как идиотку изуродовали волдыри, было не проще. В первый раз Йергерт сблевал и после под надзором матери сам вытирал свою блевотину. На следующий раз он вышел из фирмария и сунул в горло несколько щекочущих стеблей, не став их даже обрывать — когда подкатывает к горлу, но никак не может вывернуть, только мучительней.

Его подташнивало и теперь, едва он вспоминал, что наступает время ежедневной пытки, только не пойти — еще страшнее. Мать не примет оправданий.

Вот только он не мог не думать каждый раз все ярче и отчетливей, что, будь он в том же положении, что Гертвиг или Йиша — он бы попросту шагнул со скал. Как бы в нем ни бурлила злость, он вынужден был признавать: девчонка-еретичка в этом все-таки была права.

Вспомнив о ней, он сжал до хруста деревянный меч. Если бы это можно было сделать деревяшкой, он всадил бы ее девке промеж глаз насквозь еще в том коридоре. Она заслужила.

— Настолько хочется продолжить тренировку? — снисходительно спросил брат Бурхард и кивнул на стиснутую руку. Грубовато потрепал мальчишку по плечу. — Ты можешь не переживать, с облатами ты идешь в ногу, хоть и тренируешься гораздо меньше. К церемонии принятия вы будете равны.

Йергерт еще раз слабо улыбнулся и склонился в вежливом поклоне.

— Спасибо вам, брат Бурхард.

Он не был ему близким родственником — так, какая-то вода на киселе. Он унаследовал гораздо больше южных черт — их жесткие черные волосы, их желтое и будто плоское лицо, с каким белесый глаз