Человек читающий. Значение книги для нашего существования - Рюд Хисген

введения всеобщего обязательного образования к концу XIX века почти все население Нидерландов становится грамотным. Во всех слоях общества чтение считается весьма почетным занятием, причем по разным причинам. Оно рассматривается не только как источник развлечения, но и как способ подняться по социальной лестнице. Жизненный успех все более зависит от уровня образования, а образование полностью основано на книжной мудрости. Тот, кто хочет принадлежать к высшим слоям, обязан читать книги. В Европе царит оптимизм: впереди нас ждет прекрасный новый мир, свободный от политического и общественного неравенства. Все сходятся в том, что в современном демократическом обществе каждый человек должен получить образование, чтобы полноценно участвовать в жизни страны. При этом чтение играет центральную роль, чтение — непременное условие для получения институализированного всеобщего образования. Каждый ребенок должен учиться читать и писать, чтобы узнать из книг о мире, в котором живет. Таким образом, человечество пожинает плоды длившегося тысячелетиями кропотливого накопления знаний в письменной форме.

Книжный Миропорядок означает, что все важнейшие общественные институты, такие как образование, суды, наука и религия, опираются на прочный фундамент из книг. Нам видится ирония в том, что по мере роста производства и потребления книжной продукции чтение стало постепенно вытеснять такие принципиально важные и высоко ценимые мыслителями Просвещения основы познания, как наблюдение и опыт. Благодаря биологической эволюции человек смог выжить в мире природы. Благодаря культурной эволюции мы научились выживать в мире текстов, который создаем своими руками на протяжении примерно пяти с половиной тысячелетий. В результате такого двоякого эволюционного развития у человека появились грандиозные возможности, но за эти возможности приходится дорого платить. За биологическую эволюцию мы расплачиваемся тем, что ребенок оказывается способен к самостоятельному физическому существованию лишь через несколько лет после появления на свет. Но и после этого он должен еще много лет учиться, прежде чем приобретет когнитивную самостоятельность. Мы навеки взвалили на себя груз ответственности за воспитание наших потомков, которых надо научить ориентироваться в этом гигантском параллельном мире знаний, зафиксированных на бумаге. Человек учится добрую четверть своей жизни: сначала неофициально у своих родителей, а потом официально в школах и прочих учреждениях. Чтобы процветать, а не просто выживать, мы должны платить за нашу культурную эволюцию еще более высокую цену. Ибо наш книжный мир по своим масштабам и всеобъемлемости уже вступает в соревнование с «настоящим» миром. Поэтому нам просто необходимо овладеть той передовой культурой чтения, которую мы создали в нашем Книжном Миропорядке. Ведь как мы сможем совладать с этим параллельным бумажным миром, если не приучим себя к вдумчивому и критическому чтению?

Если бы у нас не было все более совершенных технологий производства текстов, их хранения и распространения, мы никогда не смогли бы сотворить столь огромный параллельный мир из текстов. Наша и так громадная коллективная память продолжает расти по экспоненте. С другой стороны, если бы в нашем распоряжении не было этого параллельного мира, мы бы не смогли создавать тех все более совершенных технологий, вокруг которых вращается наш современный социум. За время, пролегающее между робкими закорючками первых письменных источников и современностью, происходило развитие по спирали двух взаимосвязанных элементов: технических достижений и социального устройства. Благодаря Книжному Миропорядку произошло одновременно два процесса: дальнейшая эволюция нашего навыка осмысленного чтения — и превращение вдумчивого и критического чтения в условие существования демократии.

Постепенное превращение письменности в основу нашего общества длилось несколько тысячелетий. Гутенберг весьма ускорил это превращение, но и после Гутенберга должно было пройти еще несколько веков, прежде чем мы оказались в ситуации, которую обозначили термином «Книжный Миропорядок». Именно в такой обстановке в конце XIX века у людей возник навык вдумчивого и критического чтения — что стало условием существования нашей современной демократии. Что именно включает в себя этот сложнейший и важнейший способ чтения, который обостряет наши мыслительные способности как ничто иное?

Глава 4. Глубокое мышление и есть вдумчивое чтение

После этой книги («Вечера» Герарда ван хет Реве) я понял, насколько читательский клуб изменил меня как личность. Благодаря чтению и обсуждению книг с ребятами я стал мудрее. Я стал много размышлять о быстротечности бытия, о жизни и о том, как человек должен жить. Прежде со мной такого не бывало. Иногда мне кажется, что я стал излишне требователен. Я теперь постоянно замечаю, насколько мы все стараемся подстроиться под социум и потому никто не живет по-настоящему свободно.

Ваутер ван Венсвейн[119]

Я научился писать гораздо позже, когда мне исполнилось семь. И вполне мог бы прожить без письма. А вот без чтения — нет. Чтение, как я обнаружил, появляется раньше письма. <…> Я быстро понял: чтение имеет накопительный эффект, который нарастает в геометрической прогрессии: каждый новый текст оценивается в соответствии с тем, что автор прочел раньше. <…> Говорят, сегодняшним читателям грозит вымирание, и потому мы должны наконец узнать, что же такое чтение.

Альберто Мангель[120]{35}

В начале XVII века, когда Рене Декарт (1596–1650) изрек свой афоризм «Je pense donc je suis» («Я мыслю, следовательно я существую»), наука как раз начинала развиваться семимильными шагами. В предшествующие века всякая наука, а также философия (тогда это были синонимы) сводилась лишь к чтению книг отшельниками. Самостоятельными исследованиями и экспериментами никто не занимался. Чтобы существовать в научном мире, человек должен был хорошо знать латынь — язык европейской науки, на котором писали все ученые. Декарт нарушил эту традицию, начав издавать свои трактаты на родном языке, то есть на французском. Иными словами, он никогда не говорил и не писал крылатую фразу «cogito ergo sum». Он сформулировал эту мысль по-французски. Его новый научный метод, изложенный в трактате «Рассуждение о методе» («Le discours de la méthode», 1637), был основан на критическом прочтении того, что написали великие мыслители прошлого. Путь от традиции к новым идеям, лежащим в основе современного научного познания, он прошел благодаря умению аналитически мыслить и рассуждать.

В 2005-м, за три года до добровольного ухода из жизни, американский писатель и мыслитель Дэвид Фостер Уоллес (1962–2008) произнес напутственную речь перед выпускниками Кеньон-колледжа (США). После его смерти текст выступления был издан отдельной книжкой под названием «Это вода». Напутствие Уоллеса — это пламенный призыв мыслить критически. Чтобы нас не затянуло в трясину повседневности, говорит он, чтобы мы не раздражались из-за окружающей «мышиной возни», мы должны постоянно учиться по-настоящему думать, то есть глубоко мыслить.

Двадцать лет спустя