Легенды и мифы Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

острове, в нижнем течении Невы и ее рукавов и на Петроградской стороне. Этот тяжелый и тесный промышленный пояс создавал вокруг парадного центра столицы особый фабрично-заводской мир пролетариата в первом поколении.

И если в основном рабочие кварталы соседствовали с оазисами великосветской роскоши, скрытыми за чугунными или каменными оградами особняков, то в северных районах Петербурга, вплоть до Елагина острова, бесконечно тянулись однообразные беднейшие поселки рабочих пивоваренных и бумагопрядильных фабрик, ситцевых и деревообделочных предприятий, не соседствуя ни с какими оазисами. Именно здесь и родилась формула бедности, вошедшая в золотой фонд петербургского фольклора.

Поставщик соли

Где соль, там и Перетц.

Среди немногих конкретных лиц, оставивших свой след в петербургском фольклоре, есть имя корабельного подрядчика А. Перетца. В начале XIX века он был владельцем дома № 15 по Невскому проспекту, широко известного как дом Чичерина. Перетц приобрел его у князя Куракина и через некоторое время продал купцу Косиковскому.

В бытность свою владельцем дома на Невском предприимчивый коммерсант наряду с судостроением занялся широкой торговлей солью, преуспев в этом деле и став крупным поставщиком царского двора. Тогда-то и родилась крылатая фраза-реклама, вероятно, изрядно способствовавшая процветанию дельца.

Чарлз Берд и его предприятие

– Как дела?

– Как у Берда. Только труба пониже да дым пожиже.

К концу XVIII века на левом берегу Невы, в ее нижнем течении оставалась неосвоенной территория между Галерной верфью и Новым Адмиралтейством. Болотистый островок, омываемый Невой, Мойкой и Пряжкой, еще при Петре I заселялся отставными солдатами, среди которых проживал мельник Матис. В начале Северной войны Матис оказывал услуги Петру, при случае донося ему о перемещениях шведских войск, за что царь выдал мельнику охранную грамоту на остров. С тех пор и болото, и деревня, и сам остров стали называться Матисовыми.

Этот остров и облюбовал для строительства металлургического завода англичанин Чарлз Берд, прибывший в Россию по приглашению Екатерины II в числе прочих десяти «художников». Строительство началось в 1792 году, а уже через четыре года на острове выросло несколько каменных корпусов с хорошо организованным металлургическим производством. В 1815 году предприимчивый англичанин демонстрировал на реке Пряжке первый в России пароход «Елизавета». Это вызвало неслыханное ликование петербуржцев и обеспечило Берду выгодные правительственные заказы. Он получил привилегию на строительство и эксплуатацию всего парового флота России, участвовал в таких крупных государственных работах, как строительство Исаакиевского собора, для которого выполнил уникальные металлические перекрытия. Все это гарантировало Берду невиданное процветание, которое вошло в поговорку. А владельцы популярных среди простого люда дешевых лотерей, расхваливая свои товары, почитали за высший знак качества упомянуть завод Берда в зазывных куплетах:

Серьги золотые,

У Берда на заводе из меди литые,

Безо всякого подмесу,

Девять пудов весу.

В 1881 году обрусевшие наследники английского предпринимателя решили избавиться от завода и продали его французскому акционерному обществу франко-русских заводов, после чего он стал называться Франко-русским.

Ныне он является составной частью Адмиралтейских верфей.

Ремонт судов на Адмиралтейских верфях

Петербуржцы в первом поколении

Псковский да витебский – народ самый питерский.

В XVIII веке население Петербурга росло за счет принудительных мер правительства, которое насильно сгоняло на строительство города плотников, каменщиков, землекопов, мастеровых и даже торговых людей. Кроме того, петербургская знать переселяла в столицу своих крепостных, составлявших их многочисленную челядь. В XIX веке, особенно во второй его половине, положение изменилось. Петербург стал центром притяжения тысяч крестьян, порвавших с землей и в большинстве своем искавших постоянного заработка, а в меньшинстве – случайного обогащения, легкой свободной жизни, неожиданного поворота судьбы.

Население столицы начало стремительно расти. Город, едва насчитывавший в 1861 году полмиллиона жителей, к 1900 году занял четвертое место в мире по численности населения, уступая лишь Лондону, Парижу и Константинополю. И среди полутора миллионов его жителей перепись 1900 года зарегистрировала 718 410 крестьян, прибывших из 53 губерний необъятной России.

Различны и порой непредсказуемы причины миграции сельского населения. Однако легко заметить, что наибольшей миграционной активностью отличались близлежащие к Петербургу губернии: Ярославская, Псковская, Тверская, Новгородская, Витебская, переселенцы из которых становились кузнецами и текстильщиками, портными и сапожниками, работницами табачных фабрик и прачками. Но какова бы ни была их профессиональная ориентация, в массе своей они становились петербуржцами в первом поколении, петроградцами во втором и третьем, ленинградцами и вновь петербуржцами в последующих.

Старая карта Санкт-Петербурга. Конец XIX в.

Грустный урок

Хорош город Питер, да бока вытер.

Питер бока повытер.

Батюшко Питер бока наши повытер.

Попал бы в Питер, он бы тебе бока вытер.

Батюшко Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем доконала.

Необратимые процессы капиталистического развития пореформенного Петербурга тонко почувствовала русская литература, всегда совестливая и ответственная за происходящее. Пушкинский Петербург катастрофически превращался в Петербург Достоевского – город, представлявший собой социальный тупик, в котором сходятся все дороги и из которого не ведет ни одна. Опьяненные иллюзией свободы и призраком обогащения, русские растиньяки бросились на завоевание русского Парижа в честолюбивой надежде стать вершителями судеб и властителями дум.

Но сословный и чопорный Петербург быстро разрушал иллюзии искателей счастья, и отрезвевшие псковичи и ярославцы, помятые жизнью и потертые бедностью и унижением, если не возвращались на «круги своя», то превращались в извозчиков и лакеев, мелких чиновников и ремесленников, на всю жизнь усвоив житейскую истину о хорошем городе Питере, который «бока вытер».

Этот грустный урок, войдя в кровь и плоть демократического населения Петербурга, однажды превратился в литературный образ ахматовской «Поэмы без героя»:

А вокруг старый город Питер,

Что народу бока повытер

(Как тогда народ говорил), —

В гривах, в сбруях, в мучных обозах,

В размалеванных чайных розах

И под тучей вороньих крыл.

Проспект 25 Октября. Фото, 1924–1930

Формула приблизительности

Плюс-минус Нарвские ворота.

Эта фраза, выражающая высшую степень приблизительности и неточности, родилась в связи с тем, что Нарвские триумфальные ворота возводились дважды, на разных местах, в разное время, из разных материалов и по проектам двух разных архитекторов. Вторые, существующие сейчас ворота – и те, и не те, что первые… Приблизительно одинаковые.

Впервые о триумфальных воротах Петербург заговорил в «благословенные» дни 1814 года, в преддверии победоносного возвращения гвардейских частей из Парижа в столицу Отечества. Работа по проектированию арки по праву была поручена Джакомо Кваренги. За тридцать лет службы в Петербурге