Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова

Я сам не осознаю, что начинаю плакать. Да, а что? Мужикам нельзя? Пока меня никто не видит, я роняю крупные уродливые слезы на свой рабочий стол, запивая горе пятилетним армянским.

Хреново так, что дышать не получается.

Я ее люблю сильно. С первого взгляда люблю. И обещал ей, что сделаю счастливой. Не получается. Моя женщина со мной несчастна.

Это ад. Нестерпимый ад.

Не знаю, сколько еще сижу, жалея себя. Но иногда это полезно. Только наедине с самим собой. Нас же, мужиков, учили свои чувства держать на замке, а я не такой. С детства эмпатичным был, всех животных со двора собирал. И, если честно, лет до десяти был тем самым сопливым мальчишкой, которого обижали во дворе старшаки.

Это потом я пошел боксом заниматься, плавать стал… Высшку получил, благо умом никогда не был обделен. Карьера как-то почти сразу в гору пошла после универа.

Девушку самую красивую встретил. Детей сделали.

И все катится в пропасть.

Я выхожу из кабинета, еле бреду до выхода из здания, которое уже стал ненавидеть. А разве мало нас тех, кто ненавидит свою работу? Каждый второй хочет нахрен все послать… И мало кто может. Есть обязательства, ответственность, договоренности. Много чего.

— Гордей Михайлович, — незнакомый голос откуда-то сбоку, — Вы надеюсь за руль не собираетесь в таком состоянии?

Поворачиваю голову и вижу девицу. Не знаю, кто это. Но она откуда знает мое имя. Хотя… Я тут не последний человек.

— Ты кто?

— Секретарь Бориса Наумовича. Давайте я вам такси вызову?

— Звать как?

Опираясь на стену, а самого уже ноги не держат.

— Оля. Так что насчет такси?

— Ну вызывай, Оля.

Усмехаюсь, наблюдая, как девушка начинает мельтешить.

Она приносит мне стакан воды, предлагает присесть на стул, пока такси не приехало. Но я от всего этого отказываюсь.

— Как тебе работается с Наумычем?

Она пожимает плечами, опуская голову вниз. Прячет глаза свои…

А я ведь не просто так спрашиваю, от него уже четвертая секретарша сбегает за эти полгода. Он любитель… Пощупать женские прелести. Все всё знают, но как обычно, молчат. И я… Молчу. Хотя мне тошно, потому что женщины никогда не были для меня мясом. Может это потому что Марта научила с уважением относится ко всем людям. Неважно какой пол, возраст и национальность.

По долгому молчанию девушки догадываюсь, что и в ее сторону были попытки. Жалко становится. Тут же представляю, как не дай бог кто-то также трогает мою Марту или дочь. Я бы сразу убил.

Эта еще совсем молоденькая, глаза наивные, а движения неуверенные.

— Ваше такси приехало. Я вас провожу.

Она надевает пальто, идет впереди, а я плетусь за ней, еле переставляя ноги.

— Ты это, — останавливаюсь уже в в дверях, — Если будет руки распускать, скажи мне. Переговорю с ним.

— Гордей Михайлович, — наконец находит в себе смелость поднять на меня глаза, — Все хорошо, не переживайте.

И так искренне говорит, что верю ей. Может и не трогал еще ее.

— И никому не говори, что я тут… Бухой был.

— Не скажу. Обещаю.

— Сама то чего допоздна торчишь в пятницу? Все уже ушли.

— Я пока осваиваюсь, медленно все делаю. Боюсь работу потерять, приходится оставаться допоздна. Но ничего, я быстро учусь.

Она улыбается, а киваю ей в ответ.

— Спасибо, добрая Оля. И давай тоже… Аккуратней будь.

Она остается стоять у входа в здание, а я плюхаюсь на заднее сидение такси, почти тут же вырубаясь.

Глава 51. Марта

Сегодня я решила потратить день на себя. Уехала в СПА на несколько часов: обертывания, сауна, массаж горячими камнями — то, что нужно, чтобы тело расслабилось, а возможно с ним и мозг.

Сомневаюсь, конечно, но сейчас лежа в мягком махровом халате, невольно отпускаешь все мысли.

И да, я знаю, что мой бывший муж в Питере, Ева рассказала. Но в целом, это ожидаемо. Как и то, что он остановил свое лечение. Могу ли я сказать ему что-то на этот счет? Нет. Это его право, свою функцию я выполнила. Если уж признаваться начистоту, сюда я сбежала еще и кажется от себя самой.

Я знаю, что моего брака больше нет. Знаю, что я не смогу забыть то, что вскрылось, как ящик Пандоры. И вместе с тем, мне одиноко. Да, я могу взять внуков на выходные или встретиться с давними знакомыми… Но мое «одиноко» не в том, что мне нечем заняться или не с кем провести время. Мое «одиноко» в том, что со мной больше нет его.

И как бы я не хотела ненавидеть Зарудного, выходит это из ряда вон плохо.

Усмехаюсь собственным мыслям, откидывая голову на шезлонге.

Отлично, Марта.

Еще не хватало думать о том, что он там делает с этой своей Ольгой.

Беру свежевыжатый сок, сделав глоток прохладительного напитка, и вновь пытаюсь абстрагироваться от своей драмы.

А когда уже хочу встать, чтобы пойти поплавать в бассейне, то слышу как вибрирует мой телефон на столике. Хмурюсь, потому что это могут быть с комитета по образованию, поэтому ответить я все же нажимаю.

— Слушаю, — решительно говорю в трубку.

— Ты бы своему бывшему муженьку передала весточку, а то нас он слушать не хочет… — грубый голос тут же заставляет меня сесть с идеально ровной осанкой.

— Мы разведены и больше не живем вместе, — отвечаю уверенно и не сбавляю тона, но и не перехожу грань, как мне кажется.

— Ну не гони, рыжуль, — ухмыляется незнакомец.

— И вообще кто вы? Кого нас?

— А это он поймёт и без тебя, — чеканит этот преступник: — Он палочки в колесики поставил одному хорошему человеку, а так не делается. Особенно, когда его то приняли как своего, правда? — холодный пот стекает по позвоночнику, и я, наконец, осознаю, что это скорее всего тянется как раз с того времени, когда Гордей пошел на поводу.

Прикрываю глаза, зажимая пальцами веки.