Чужак. Черный титул - Константин Викторович Кузнецов

эмоциями, я приподнялся и уставился на карлика, который склонившись над палачом, читал по нему отходную молитву. Наверное, в этом было что-то правильное. Ритуал, как неотъемлемое приложение к самой смерти.

Девушка находилась неподалеку, сжавшись в комок, она закрылась волосами и тихо вздрагивала. Тихо позвякивали цепи. И все — никаких всхлипываний или других звуков. Мне стало не по себе. Я приблизился к пленнице, приобнял её. Естественная реакция человека, который в силах разделить чужие страхи и боль.

Еретичка перестала дрожать, обняла меня в ответ и медленно подняла голову. Наши взгляды встретились. Я посмотрел на заплаканное лицо, знакомые черты лица — и растерянно отпрянул назад.

Эсмеральда смотрела на меня пустым взглядом, словно не замечая никого и ничего вокруг. Но самым ужасным было то, что её внешний вид менялся на глазах: нос уменьшился, ввалившись, словно у прокаженного, глаза стали сухими, безжизненными, а скулы приобрели остроту, за счет исхудавших щек. От живой плоти не осталось и следа.

Из темноты выступил еще один палач, державший на вытянутой руке отрубленную голову Эсмеральды.

Правильно говорил карлика: ' Это все марево — мираж создаваемый дымом подземных лабиринтов самого Ада!'

[1] Итальянское ругательство: сукин сын!

Глава 19

Глава 19. Титул

И придет на землю зло, которому не будет числа. И установит оно свои правила и свои законы. И свергнет оно царей земных и поставит на их место царей подземных. А на место святых встанут мертвецы, чьи души черны, подобно крылам ворона. И святые водрузят корону на голову основателя новой веры! Страшитесь того ужасного дня, когда это свершится.

Магистр Медичи взирал за тем, как кошмарные твари пожирают кардиналов одного за другим, осознавая, что окончательно потерял веру во Всевышнего. Зал быстро наполнялся существами, которым не было названий и невозможно было описать их внешние уродства. Низкие и высокие, фырчащие и блеющие, словно рогатые животные, они обступили мужчину, заключив его в кольцо. Медичи дернулся, стараясь покинуть стройные ряды присутствующих. Но его не пустили — не позволив сдвинуться даже на пальму[1].

Захотелось закрыть глаза и не видеть творившегося вокруг безумия. Только ему не позволено было этого сделать. Неведомая сила заставляла продолжать наблюдать за происходящим.

Твари, напоминающие каменных горгулий, расположились по правую руку от возвышающегосяна пьедестале трона сколоченного из человеческих и животных костей. Повернув головы в направлении широкого арочного входа, они ждали своего повелителя.

Долгое время ничего не происходило, а затем зал взорвался ужасным звуком. Хрипы, стоны и свинячий визг вперемешку с бычьим воем да блеяньем заполнили зал новой веры. Вдоль узкого прохода шел полноватый священник в монашеской одежде. Медичи сразу угадал в пожилом человеке Беллармина из обители Святой Марии, волка в овечьей шкуре, который обманом выманил его и кардиналов, чтобы насытить человеческой плотью своих каменных существ.

Достигнув ступеней, монах развернулся к залу и воздел руки вверх. Присутствующие ответили в голос, выкрикивая фразы на неведомом магистру языке. Звучали они отвратительно — острые, колкие, напоминающие ежей, эти слова пронзали само нутро, заставляя тело вздрагивать от каждого слова. И только когда послышался душераздирающий смех, магистр догадался, что ранее он слышал проклятия и колдовские заговоры.

— Я — Арадия, первая из рода старых богов этрусков Дианы. Я пришла на землю, чтобы учить людей колдовству и была сожжена инквизиторами много сотен лун назад. Слышите ли вы меня?

Все вокруг разразились протяжным воем. Поморщившись, Медичи покосился на тощее существо со свинячьей мордой и копытами, на спине которого виднелись не только острые плавники, но и на голом заду имелось еще одно лицо — два глаза и отросток в виде носа.

— Я — Арадия, первая из рода потомков Дианы, смогла выжить, укрывшись в теле великого инквизитора, да будет проклято его имя устами ночи! И теперь я среди вас!

Страх постепенно рос, не находя выхода. Медичи хотелось орать, что есть мочи, чтобы избавиться от кошмара. Безумие! В их мир пришел сам сатана со своим бесчисленным воинством.

Меж тем, первая ведьмы Вольтерры продолжала:

— Я — Арадия, единственный претендент на титул Черного трона, матери нового мира тринадцати грехов и повиновения отрешенному.

Рука Медичи потянулась к куртке, под которой имелся небольшой чинкуэда[2] для особых случаев. Но дотянутся до него не смог — помешал склизкий бок существа стоявшего справа.

Тем временем Арадия продолжала проводить свой ритуал. Она обернулась и указала на алтарь старой церкви. Вспыхнули иконы и кресты, а камень наполнился огнедышащей массой, словно начиналось извержение великого Везувия. Темная твердыня окрасилась багровыми тонами и стала вязкой, как смола. У самого потолка проступили кошмарные черты громадного демона.

— Кто ты? — разнесся по залу низкий бас.

— Я –та, кто принесла тебе в жертву десять тысяч душ, — ответила Арадия.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна власть, дарованная тобой, во славу новой веры!

Демон раскрыл пасть и Медичи увидел город, который не так давно был оплотом истинной христианской веры. Черепичные крыши, каменные стены со множеством узких улочек и широких площадей. Не так давно здесь слышались воскресные гимны, а люли — устраивали ярмарки и веселья. Так было до тех пор, пока из подвалов Вольтерры не выбралось истинное зло.

Пасть демона широко раскрылась и сомкнулась. А когда открылась вновь, Медичи увидел охваченные пожаром крыши и отчаянные крики спасающихся бегством горожан. Только отсюда не было спасения. Такой стала плата первой ведьмы за получение черного титула.

— Еще! — внезапно произнес демон.

На лице монаха, внутри которого пряталась ведьма, возникла хитрая ухмылка.

— Да, мой господин, — произнесла Арадия.

В зал ввели группу кардиналов, ту вторую, что осталась в спасительном зале. Опустив голову, Медичи устало покачал головой. Как он не старался уберечь их от дьявольского коварство, ничего у него не вышло.

Пленников усадили на длинную скамью. Монах приблизился к первому из них, и внимательно уставилась на огромное, будто гора тело. А затем ткнула в пузо пальцем.

— А напоследок, я приготовила тебе, мой повелитель, десерт. Я кладу на алтарь чревоугодие! Мой любимый грех.

Лицо Монино стало бледным, словно полотно. Сжавшись, кардинал испуганно затряс головой, а вместе с ней и своими тремя подбородками, словно тетерев.

— А еще блуд! — произнесла ведьма, подойдя ко второму кардиналу. — Поверь, мой повелитель: у тебя сегодня намечается настоящий пир.

— Еще, — повторил демон.

Приблизившись к следующему по очереди священнику, ведьма приблизилась к нему и жадно облизнула шершавую