Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

был неприятно поражен, узнав, что служить новому божеству должны оскопившие себя жрецы; такие люди были найдены, но римлянам запретили пополнять их ряды. С этого времени каждый апрель проводились Мегалесии (праздник Великой Богини), которые были посвящены скорби и унынию, переходившим в дикое ликование. Дело в том, что Кибела была вегетационным божеством, и миф повествовал о том, как ее сын Аттис, символ лета и весны, умирал и спускался в Аид, а затем восставал из мертвых.

В том же году (205 г. до н. э.) Ганнибал оставил Италию, и сенат мог поздравить себя с превосходным выходом из религиозного кризиса. Однако война с Македонией открыла ворота для Греции и Востока. По следам солдат, возвращавшихся с восточными трофеями, идеями, мифами, в Рим хлынул поток греческих и азиатских пленных, рабов, беженцев, торговцев, путешественников, атлетов, музыкантов, художников, актеров, учителей и лекторов. Люди, отправляющиеся на чужбину, несут туда и своих богов. Низшие классы римлян с радостью познакомились с Дионисом-Вакхом, услышали об Орфее и Эвридике, о таинственных ритуалах, которые одаряют божественными вдохновением и опьянением, о посвятительных обрядах, которые открывают адептам воскресающее божество и обещают ему вечную жизнь. В 186 г. до н. э. сенат с замешательством узнал о том, что значительная часть народа приняла культ Диониса и что новому богу воздавали почести на ночных вакханалиях, секретность которых дала повод для слухов о безудержном пьянстве и неслыханном распутстве. «Мужчины выделялись по сравнению с женщинами своим безнравственным поведением, — говорит Ливий и добавляет, возможно, придавая молве статус исторического факта: — Тот, кто отказывался осквернить себя на этих сборищах, закалывался как жертва»{205}. Сенат подавил дионисийский культ, арестовал 7000 его приверженцев и приговорил к смерти сотни людей. Это была лишь временная победа в той затяжной войне, которую Рим провозгласил верованиям Востока.

IV. ПРИШЕСТВИЕ ФИЛОСОФИИ

Порабощение Рима Грецией приняло форму заимствования греческой религии и комедии плебсом, греческой морали, философии и искусства — высшими классами. Эти греческие дары вместе с богатством и властью над миром истощили римскую веру и характер, и это была лишь часть того затянувшегося отмщения, которым Эллада воздала своим завоевателям. Порабощение Рима ярче всего сказалось в римской философии, в стоическом эпикуреизме Лукреция и эпикурействующем стоицизме Сенеки. В христианской теологии греческая метафизика окончательно взяла верх над божествами Италии. Греческая культура праздновала триумф, когда во весь рост поднялся Константинополь — сначала соперник, а затем и наследник Рима; а когда Константинополь пал, греческая литература, философия и искусство вновь пронеслись победным маршем по землям Италии и Европы в эпоху Возрождения. Это — главное течение европейской истории, все остальное — его притоки. «Из Греции в Рим впадал не ручеек, но бурный поток культуры и учености», — говорил Цицерон{206}. Таким образом, умственная, художественная и религиозная жизнь Рима была лишь частью эллинистической цивилизации[25].

Греческие захватчики прорвались на стратегически ослабленных участках: они хлынули в школы и лекционные залы Рима. Вздувающийся поток «гречишек» (Graeculi), как называли их римляне, последовал за войсками, возвращавшимися с Востока. Многие из них в качестве рабов становились воспитателями в римских семьях; некоторые, а именно grammatici, стоят у истоков римского высшего образования: ими было открыто немало школ, где изучались греческие язык и литература; другие, rhetores, организовали частное обучение ораторскому мастерству и давали публичные лекции, посвященные красноречию, литературной композиции и философии. Римские ораторы, даже греконенавистник Катон, составляли свои выступления по образцу речей Лисия, Эсхина и Демосфена.

Не многие из этих греческих преподавателей имели хоть какие-нибудь религиозные убеждения. Еще меньшим было число тех, которые стремились передавать ученикам свои соображения по этому поводу. Незначительное меньшинство последних составляли последователи Эпикура и предшественники Лукреция, учившие, что религия является главным злом человеческой жизни. Патриции понимали, откуда ветер дует, и пытались положить этому конец; в 173 г. до н. э. сенат изгнал двух эпикурейцев, а в 161 г. до н. э. постановил, что «ни философы, ни риторы не будут допускаться в Рим». Но ветру нет преград. В 159 г. до н. э. Кратес Маллотский, стоик, находившийся во главе царской библиотеки в Пергаме, посетил Рим в составе официального посольства. Сломав ногу, он вынужден был остаться, и, выздоравливая, стал читать лекции по литературе и философии. В 155 г. до н. э. Афины послали в Рим в качестве своих представителей руководителей трех великих философских школ: академика, или платоника, Карнеада, перипатетика, или аристотелика, Критолая и стоика Диогена Селевкийского. Их приезд был почти таким же мощным стимулом, как и появление в 1435 г. в Италии Хрисолора. Карнеад рассуждал о красноречии так красноречиво, что молодые римляне приходили слушать его каждый день{207}. Он был законченным скептиком, сомневался в существовании богов и доказывал, что имеются столь же основательные доводы в пользу несправедливости, сколь и в пользу справедливой жизни — запоздалая капитуляция Платона перед Трасимахом{208}. Когда престарелый Катон услышал такие речи, он предложил сенату отправить этих послов восвояси. Так и сделали. Однако молодое поколение отведало вина философии, и с этого времени состоятельная молодежь рвалась в Афины и на Родос, чтобы менять там свои древние верования на современные сомнения.

Да и сами завоеватели Греции были покровителями эллинистической культуры и философии. Фламинин, полюбивший греческую литературу еще до вторжения в Македонию и освобождения Греции, был глубоко потрясен, увидев произведения изобразительного и драматического искусства на земле Эллады. Мы должны поставить Риму в заслугу и та, что некоторые его военачальники были способны понимать Поликлета и Фидия, Скопаса и Праксителя, пусть даже они и доходили в своем энтузиазме до прямого грабежа. Из всей добычи, привезенной Эмилием Павлом после победы над Персеем, он оставил себе только царскую библиотеку, чтобы передать ее потом своим детям. Его сыновья были знакомы с греческой литературой и философией, как и с римскими искусствами охоты и войны; и насколько ему позволяли его общественные обязанности, он участвовал в этих занятиях вместе с детьми.

Перед тем, как Павел умер, его младший сын был усыновлен их другом Публием Корнелием Сципионом, сыном Сципиона Африканского. Следуя римскому обычаю, мальчик взял имя неродного отца и добавил к нему свое родовое имя; таким образом, он стал называться Публием Корнелием Сципионом Эмилианом, которого мы ниже будет называть просто Сципионом. Это был статный и крепкий юноша, непритязательный в привычках и немногословный, страстный и щедрый, настолько порядочный, что после его смерти у него, человека, через руки которого прошла вся добыча, захваченная в Карфагене, нашли только тридцать три фунта серебра и два фунта золота; он вел