Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

После ланча перешли к проблемам разоружения, и Горбачев «несколько театральным жестом», как пишет со ссылкой на воспоминания Тэтчер Таубман, разложил перед ней большую карту, на которую были нанесены запасы ядерного оружия всех стран. Таубман указывает, что это был разворот газеты «Нью-Йорк Таймс», а по мемуарам Горбачева выходит, что карта была советская и, видимо, не из магазина. Англичанам было трудно в это поверить, а Горбачев сообщил: «Каждой из таких вот клеточек достаточно, чтобы уничтожить всю жизнь на Земле». Эта фраза явно принадлежала не секретарю ЦК по сельскому хозяйству, каким формально он все еще оставался.

Супруги Горбачевы с супругами Тэтчер у резиденции премьер-министра Великобритании на Даунинг-стрит

1984

[Архив Горбачев-Фонда]

Не меньший фурор произвела жена будущего генсека, которая, по воспоминаниям Тэтчер (цитируется по Таубману), «была одета в хорошо сшитый костюм в белую полоску — я бы сама с удовольствием такой надела». После обеда, когда Горбачев и Тэтчер вернулись к переговорам, муж Тэтчер, Денис, повел Горбачеву наверх, чтобы показать библиотеку, где Раиса Максимовна с интересом брала с полок книгу за книгой, а затем увидела портрет английского философа XVIII века Дэвида Юма, «и оказалось, что она знает про него все» (по воспоминаниям тогдашнего посла в Москве Брайана Картледжа).

А это тот самый костюм в белую полоску, который Тэтчер «и сама бы с удовольствием надела»

1984

[Архив Горбачев-Фонда]

Супруги Горбачевы вели себя непринужденно, Горбачев разговаривал на разные темы, включая специальные, не заглядывая ни в какие шпаргалки. Западные газеты широко освещали визит, окрестив советскую пару «новыми товарищами в „Гуччи“», хотя Раиса Максимовна утверждает, что ей шили костюмы в ателье на Кузнецком мосту. Сообщалось (и кое-где продолжает сообщаться), что она расплачивалась в магазинах на Риджент-стрит карточкой American Express, но это было опровергнуто: она расплачивалась наличными, которые выдавались в качестве командировочных в советском посольстве.

Советские газеты сообщили о визите скупо. Посол в США Анатолий Добрынин прислал подробный отчет о реакции на визит Горбачевых в Вашингтоне, но Громыко, встретив его где-то в коридоре, отчитал: «Вы же такой опытнейший политик, умудренный дипломат!.. Шлете две телеграммы о визите парламентской делегации! Какое это вообще может иметь значение?» На этом уровне все понимали, что состоялся «визит первого лица», но говорить об этом было преждевременно.

А среди собеседников «железной леди» попадались, конечно, и более образованные, но она ведь сравнивала Горбачева не с Исайей Берлиным — русскоязычным евреем из Риги, получившим за свои философские труды титул лорда, а с Черненко, с которым она имела честь беседовать за полгода до этого. Что, несомненно, восхищало в Горбачеве его западных партнеров, было то, что по-английски называется «self-made man» — человек, сделавший себя сам. Но по-русски это может быть и «из грязи в князи», «выскочка».

«Карьерист»

Текст Раисы Горбачевой от первого лица в книге «Я надеюсь…», которую она диктовала писателю Пряхину в марте 1991 года, начинается с описания того, как 10 марта 1985 года Горбачев вернулся на дачу очень поздно (из его воспоминаний мы знаем, что в 4 утра 11 марта), но они все равно вышли на свою обычную прогулку в сад. Горбачев «сначала молчал. Потом говорит: „Завтра — Пленум. Может встать вопрос о том, чтобы я возглавил партию“. Для меня [от лица Раисы. — Л. Н.] такой разговор был неожиданностью. В какой-то степени — потрясением. Больше того. Я поняла, что это неожиданность и для мужа. Никаких разговоров на эту тему у нас раньше никогда не было».

Вряд ли и Пряхин в 1991 году поверил в такое утверждение — он просто добросовестно записал то, что она ему сказала и затем перепроверила. Но есть слишком много фактов, которые этому противоречат.

Сын Андрея Громыко Анатолий рассказал, что в это время от имени Горбачева к нему обратился Александр Яковлев с вопросом, не претендует ли отец на пост генсека. Анатолий, который обсуждал эти вопросы с отцом, ответил, что тот считает себя уже слишком старым, но был бы не прочь возглавить Верховный Совет СССР, закончив карьеру на посту формального главы государства. Ответ Горбачева, который тот передал Громыко через Яковлева и Анатолия (о нем Яковлев также рассказывает в одной из книг), можно признать образцом дипломатии: «Мне всегда было приятно работать с Андреем Андреевичем. С удовольствием буду делать это и дальше, независимо от того, в каком качестве оба окажемся. Добавь также, что я умею держать свои обещания». Есть сведения, что в наведении таких же мостов Горбачеву помогали и другие члены Политбюро, в том числе председатель КГБ Виктор Чебриков.

Академик Чазов, руководивший кремлевской больницей, о смерти Черненко первым сообщил именно Горбачеву. После его звонка вечером 10 марта Горбачев созвал экстренное заседание Политбюро, но демонстративно не стал садиться в председательское кресло. Он лишь сообщил собравшимся то, о чем они, на ночь глядя вызванные в Кремль, конечно, и так уже догадывались. Теперь Политбюро предстояло дать поручение о созыве на следующий день пленума ЦК и избрать председателя похоронной комиссии, который до сих пор всегда становился новым генсеком.

На этом месте в зале повисло молчание. Нарушил его секретарь московского горкома Гришин: «А почему медлим с председателем? Все ясно. Давайте Михаила Сергеевича». Это означало капитуляцию главного конкурента Горбачева: возможно, дала плоды проведенная еще при Андропове «плодоовощная война». Вторым его кандидатуру поддержал Громыко, с которым по просьбе Горбачева они успели встретиться наедине за полчаса до заседания.

Когда Горбачев разговаривал ночью с женой в саду, Лигачев и Рыжков по «вертушкам» на всякий случай уже заручались поддержкой членов ЦК из регионов и из правительственных структур, а Анатолий Лукьянов за ночь подготовил для Горбачева «инаугурационную» речь.

На следующий день на Политбюро, собравшемся перед пленумом ЦК в два часа дня, первым взял слово Громыко: «Горбачев обладает безграничной созидательной энергией и вдобавок решительным желанием делать больше и делать это лучше». Тихонов: «Это контактный человек, с ним можно обсуждать вопросы». Гришин: «Мы просто не можем назначить на должность генерального секретаря никого, кроме Михаила Сергеевича». Алиев: «Скромный, сдержанный и доступный». Чебриков (председатель КГБ): «Общителен, умеет прислушиваться к другим». Романов (секретарь Ленинградского горкома): «Эрудированный».

Невнятное, практически вышедшее из употребления в таком контексте советское слово «эрудированный» уже встречалось нам в главе 8 в характеристиках коллег Горбачева его ставропольского периода. Выдавить