Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

Глава 11

Гонки на лафетах(1983–1985)

Подлог

Состояние здоровья Андропова между тем стало ухудшаться стремительно — летом он уже почти все время проводил в постели, на работу приезжал с трубками для гемодиализа, которые медсестры приматывали к рукам под пиджаком. В последний раз он лично возглавил заседание Политбюро 1 сентября 1983 года, а в декабре собирался выступить на пленуме ЦК, но смог лишь подготовить в больнице тезисы, которое должны были быть розданы участникам пленума как своего рода его завещание.

Аркадий Вольский — будущий основатель Российского союза промышленников и предпринимателей, бывший в то время помощником Андропова, в интервью газете «Неделя» в сентябре 1990 года рассказал, как приехал в больницу к Андропову и застал его за работой над тезисами, которые ранее были отправлены в общий отдел ЦК и вернулись отпечатанными. Наряду с текущей правкой, Вольский якобы видел две приписки, сделанные рукой Андропова: «Первое. Об ответственности членов ЦК перед народом». А вторая приписка в конце текста была более подробной, и Вольский не поленился воспроизвести ее в интервью полностью, похоже, имея перед глазами текст: «Товарищи члены ЦК КПСС, по известным вам причинам я не могу принимать в данный период активное участие в руководстве Политбюро и Секретариатом ЦК КПСС. Считал бы необходимым быть перед вами честным: этот период может затянуться. В связи с этим просил бы Пленум ЦК рассмотреть вопрос и поручить ведение Политбюро и Секретариата ЦК товарищу Горбачеву».

«С этим документом я приехал на Старую площадь и познакомил с ним самого близкого Андропову по работе в ЦК человека, — рассказал Вольский далее в интервью, не называя фамилий. — Познакомил с мнением Андропова еще одного помощника Генерального секретаря. Мы долго думали над этой последней фразой и все-таки решили, не имея на то, может быть, права, оставить у себя одну копию… (Вот, откуда текст, и таких копий, надо полагать, впоследствии было сделано несколько, хотя ни одна из них никогда нигде не всплывала.) Но, как и положено, материал официально передали заведующему Общим отделом для распечатки участникам Пленума».

Однако в красных папках, розданных участником пленума ЦК с текстом тезисов Андропова, приписка о Горбачеве отсутствовала, не поднимался вопрос о том, кому он поручал ведение Секретариата, и устно. Вольский не стал звонить Андропову, поскольку был уверен, что Черненко не отважился бы снять приписку без согласования с ним. Но вечером ему позвонил сам Андропов, от которого Вольский «услышал столько резких слов, сколько не слышал за пятьдесят восемь лет своей жизни». Он понял, что Андропов «ничего не знал об этом и что все прокрутили за его спиной».

Вольский считал, что подлог согласовали между собой Тихонов, Устинов и Черненко. Горбачев добавляет к их компании, но лишь в модусе предположения, также Громыко. Между тем «самым близким Андропову человеком», которому Вольский первому сообщил о приписках, был, вероятней всего, как раз Устинов.

В «Жизни и реформах», изданной в 1995 году, Горбачев рассказывает о своем последующем разговоре с Устиновым, старательно выгораживая его из истории с тезисами Андропова. Якобы была такая устная договоренность: Черненко после выдвижения его кандидатуры возьмет самоотвод ввиду состояния здоровья. Так получается, что Черненко всех просто «кинул». Однако в разговоре, который состоялся уже в бытность Черненко генсеком, Устинов пообещал Горбачеву поддержку на следующих выборах генсека.

Судя по разносу, который он устроил Вольскому, Андропов был готов потребовать, даже оставаясь в больнице, расследования этой некрасивой истории. Единственным человеком, который мог отговорить его от этого, был сам Горбачев. Он упоминает о своем визите к Андропову в больницу в конце декабря. «Не торопи событий, Миша», — говорил ему совсем недавно Андропов. Теперь, возможно, убеждал уже Горбачев: «Не торопите событий, Юрий Владимирович».

Когда Вольский сообщил Горбачеву об обойденной молчанием приписке, тот, с его слов, «отнесся к этому философски». Горбачев заверяет в мемуарах, что он не согласился бы на должность генсека, не получив подавляющей поддержки в Политбюро. Скорее всего это правда: он знал, что впереди у него трудная борьба — прежде всего внутри самого этого нигде законодательно не прописанного, но главного в СССР органа власти. Ему нужно было еще время и еще «патроны», чтобы такой поддержкой, пусть хотя бы вынужденной, заручиться.

Выход «в свет» (режим публичности)

Вольский, конечно, передал Горбачеву и копию тезисов с припиской Андропова, о которой он не случайно упомянул в интервью, и теперь она лежала в сейфе у Горбачева. Это был козырной туз. Он мог не спешить вытаскивать его из рукава, а спокойно ждать кончины Черненко, чтобы на заседании Политбюро через несколько часов после нее не оставить шулерам никаких шансов.

Короткую приписку Андропова в начале тезисов «Первое. Об ответственности членов ЦК перед народом» Горбачев мог интерпретировать так: сделав вопреки указанию Андропова выбор в пользу Черненко, заговорщики в Политбюро поступили именно «безответственно перед народом».

Народ же в это время смотрел телевизор и с веселым советским цинизмом назвал этот период «гонкой на лафетах» (на лафетах артиллерийских орудий везли гробы с вождями к могилам у Кремлевской стены). Заменить Черненко следующим кандидатом «на лафет» было бы чересчур даже для СССР того времени. (Для современного читателя: 40 лет назад 70-летний возраст не только считался, но и реально был уже очень почтенным.) С учетом этого фактора выбора среди полутора десятков членов Политбюро практически не было: Горбачев был единственным, кому было лишь немного за 50, и он мог позволить себе подождать еще год, несмотря на унижения, которые после смерти Андропова ему приходилось терпеть.

На пленуме ЦК в феврале 1983 года только что избранный генсек Черненко предложил ему вести заседания Секретариата, но Тихонов возразил: «Горбачев занимается аграрными вопросами, и это может отрицательно сказаться на деятельности Секретариата, породит аграрный уклон в его работе». На их языке это звучало почти как «твое место у параши». По предложению Гришина «вопрос был отложен», и Горбачев продолжал проводить заседания Секретариата, но теперь это не создавало у него бесспорного права на звание «второго». Черненко под разными предлогами противился переезду Горбачева в кабинет Андропова, что имело в глазах всего ЦК важное символическое значение.

«Пора, Константин Устинович!..» — интересно, кто напечатал и передал Горбачеву (он справа) эту фотографию еще живого Черненко (сейчас она хранится в