ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова

награды не ради.

Хлещет горлом: поди перекрой,

словно реки ревут в половодье —

рокот гнева.

И страшен порой

полный ярости голос народный.

Так поют, за нетленное встав,

за отцом повторяя, за дедом.

Но однажды и наши уста

тихо вымолвят слово «Победа».

Вот тогда, отрыдав, отхрипев,

тишину обнимая за плечи,

мы вернём колыбельный распев

вековечной отеческой речи.

А пока не настал этот час,

серебрясь сединою ковыльной,

время горя вонзается в нас

и проходит навылет.

С нами знамя Победы и Спас,

чтобы мы ничего не забыли.

Время боя взывает – за нас!

Время боли кричит через нас,

время

звуком

вонзается

в нас

и проходит

навылет.

Герман Титов

Русская зима

Я знаю, есть края, где всё у края,

Где безответна смерть «на передке»,

Но жизнь иную музыку играет,

И белый свет – как снег в её руке.

Бывает так, что оставляют силы,

Что тьма вокруг, и продолженья нет,

Но есть февральский свет, и есть Россия,

А значит, не исчерпан и сюжет.

Пылает сталь и плавится заварка,

Плывут на запад снежные поля,

Одесса ждёт, Ахтырка ждёт и Харьков,

А впереди – всё русская земля.

Февральский свет верней стихов и прозы,

Мудрей того, что обещал рассказ,

За нас – любовь, и вера, и морозы,

И эти звёзды вечные – за нас.

Всё, что казалось страшным и бессильным,

Всё, что сводило полночью с ума,

Всё отойдёт. Останется Россия.

Победа. Радость. Русская зима.

«Барнаул, Лисичанск или Выборг…»

Барнаул, Лисичанск или Выборг,

Небеса, ностальгический свет.

Жизнь и смерть – слишком маленький выбор,

А иного в наличии нет.

А иное встречается где-то

Вдовьей тенью, в дыму, на войне,

На пределе дыханья и света,

На обугленной чёрной броне.

Эта даль, без конца и без края,

Незасеянной жизни поля,

Мы не встретимся больше, родная.

И порукою в этом земля

В самый муторный час до рассвета,

За Донцом, на юру, поутру.

От дождя не дождёшься ответа,

Мы, рождённые жить на ветру,

Всё простившие ради иного,

Не умеем любить взаперти.

И сражается русское слово,

На полсердца всегда впереди.

Поклонись невзошедшему стеблю —

Ради тех, кто, презрев вороньё,

Возвращает себе эту землю

И бессмертным ложится в неё.

«Был я жив, а теперь – не знаю…»

Был я жив, а теперь – не знаю,

Но уже, наверно, привык.

Та страна, что могла быть раем,

Превратилась в мунковский крик.

Те слова, что были живыми,

Оседают в дымной пыли,

Остаются горе да имя

Перепаханной смертью земли.

В никуда упёрлись ступени,

Чёрных окон страшен музей,

И бредут по улицам тени

Навсегда ушедших друзей.

Быль бессильна, будто зубрёжка,

Неизвестной проги ярлык.

Мое сердце – здесь, под бомбёжкой.

Моя родина – русский язык.

Памяти Б.Ч

Не будет нам дома в Харькове —

Не будет его нигде.

Изогнутой тьме под арками

Печальна весть о звезде.

Ушедшим нет оправдания,

Зола не ведает зла,

В рапиде рушатся здания,

Где юность твоя прошла.

Не будет свободы давешней

Ни здесь, ни там, ни внутри,

Лишь чёрно-белые клавиши

И мёртвые снегири.

Вершит самосуд история,

Когда приходит война,

И прячут огонь за шторами,

Навек лишёнными сна.

Прикроет глаза метелица

Безместной кровной тоской,

Но тени всё ближе стелются

На чёрствых камнях Сумской.

Сомненья стали ответами,

И драма выглядит так,

Как будто плывём к рассвету мы

И прочь отступает мрак.

«Это будет утро, конечно…»

Это будет утро, конечно.

Ничего не видно в дыму,

Но я знаю, сбудется встреча,

Я тебя ещё обниму.

В облаках, за лесопосадкой,

Иссечённой сталью и тьмой,

За чертою миропорядка

Мы увидимся, милый мой.

Там уже не будет отсрочки,

Там не будет лжи и вины.

Мы тебя дожидались с дочкой

Десять лет проклятой войны.

Ничего, что нас у Попасной

Навсегда настиг миномёт,

Там уже почти не опасно,

Там почти никто не живёт.

Ничего, что ты этой ночью

Был английской пулей убит,

И отныне звёзд многоточье

Для других над степью горит.

Файл остался в вечной загрузке,

Дождь идёт сквозь абрис лица,

Но бойцы говорят по-русски

И на том берегу Донца,

С двух сторон текущего фронта.

Не грусти, всё было не зря,

И чем тоньше нить горизонта,

Тем яснее наша заря,

Больше веры, счастья и боли,

И цены, что горестней нет.

Это будет русское поле,

И над полем – русский рассвет.

«Главное, не вспоминать…»

Главное, не вспоминать

Всё, что теперь не твоё:

Площади страшную гладь,

Харьковское вороньё.

Чёрную совесть ночей,

Окаменелый озноб