Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Да! Это убежище мы открыли только к утру и совершенно случайно. Хотите папиросу, сестра? – предложил доктор. Вошла еще сестра и сама попросила папиросу. Доктор протягивает и ей.

Врачи спали так же, как и раненые: в окровавленных халатах, прислонившись головами друг к другу. Когда я заговорила, большинство из них сразу зашевелились.

Сейчас будем поить раненых чаем и собирать в дорогу.

– Идемте, сестра, пора! Сейчас принесут чай. Надо раздавать хлеб, сахар…

Мы вышли из комнаты. Электричество еще горело, но как-то тускло при дневном свете из больших замороженных окон… Теперь эта бывшая казарма представляет ужасную картину: бесконечные ряды солдат и офицеров, лежавших на сене, казались трупами… В особенности те, которые еще спали тяжелым сном, открыв рот и тяжело дыша. Многие во сне стонали и бредили. Некоторые делали во сне попытки поднять отмороженную руку к голове и тогда еще громче и протяжнее становился их стон…

– Земляк, проснись! Слышь, земляк, проснись! – это будит солдат своего соседа, который сам все время стонал во сне и только что проснулся. У него рана в плече, и на обеих ногах отморожены пальцы.

Мало-помалу стали просыпаться все. Санитары принесли большие чайники, ведра с горячей водой и огромные корзины белого хлеба, нарезанного ломтями. Я набрала в фартук ломтей хлеба и сахара и стала раздавать раненым.

– Вот на, хлеб, сахар. Сейчас принесут чай, – говорю я.

– Мне не надо, сестра, у меня есть.

– Что ты! Разве вечером чай не пил?

– Пил маленько, сестра, но сахар остался, да и хлеб еще есть…

– Сам можешь пить?

– Нет, вчера поила меня сестра…

– На – хлеб, сахар для чая, – опять говорю уже другому раненому.

– Не хочу, сестра, ничего. Пить дайте! Воды, пожалуйста!

У него рот полуоткрытый, запекшиеся губы, лицо серое, глаза загноились… «Дать бы ему хоть немного вина!» – думаю я, а сама иду дальше и снова говорю:

– Вот хлеб, сахар, – протягивая ломоть хлеба и несколько кусков сахара, но вдруг на мои слова, солдат заплакал… По-детски, громко и жалобно!..

– Да чем я возьму, когда обе руки перебиты?!. Ни одной руки не осталось!.. Хлеб не могу ко рту поднести… Лучше бы убили!.. – рыдая, приговаривал раненый солдат.

– Что ты! Замолчи! А то и я тоже зареву!! – и не в силах больше сдерживаться, я тоже громко рыдаю. – Замолчи, замолчи же!.. – говорю я раненому, который продолжал плакать, и присела тут же около него на сено с фартуком, полным хлеба и сахара, который никому не был нужен… Санитары и сестры, которые шли за мной, разливая и подавая чай, сначала стали успокаивать меня, но скоро и сами заплакали тоже…

Прибежал доктор:

– Что случилось? Что с сестрой? – но, увидевши плачущих солдат и сестер, взял меня за руку, поднял и повел в дежурную…

– Не выдержала! Нервы не выдержали… – говорит он, входя в дежурную комнату.

– Милая вы моя, успокойтесь! Мы все можем в любую минуту заплакать и биться головой об стену от этого кошмара… Но прежде всего мы обязаны сохранять полное спокойствие перед этими страдальцами. Это наш долг! Им-то ведь гораздо труднее, чем нам!.. Нате вот, выпейте валерьянки! Вот и легче стало! А теперь, сестра, идите и исполняйте свои обязанности! Сейчас будем отправлять раненых на вокзал.

Доктор вышел из комнаты. Я поправила косынку, фартук, вытерла слезы и пошла опять исполнять обязанности, которые я взяла на себя добровольно перед этими страдальцами, исполнившими свой долг перед Россией, моей Родиной! Никто не обратил на меня никакого внимания, когда я вошла в общее помещение. Все были заняты, как и прежде, и я присоединилась к ним…

Пришел главный врач и сказал:

– Будем отправлять сейчас раненых, но тяжело раненных задержим!

Врачи забегали со списками в руках, отмечая, вычеркивая и указывая, кто остается…

Санитары пришли с носилками и стали выносить раненых на подводы. Кто мог ходить сам, шел, помогая и другим.

Господи! Страшно смотреть на них… Только три-четыре дня тому назад это все были молодые, крепкие, здоровые люди! А сейчас – бледные, едва двигаются, а то и совсем неподвижные и беспомощные… Большинство все же не ждет, пока кто-нибудь из сестер придет одевать его; все пытаются сами надеть шинель…

– Я сам! Спасибо, сестра, – говорит раненый, едва стоя на ногах и надевая шинель. – Вы, сестра, помогите вон тому! Он сам не может. Ранен в руку, и обе ноги отморожены…

– Все вышли? – спросил старший врач, входя в помещение.

– Все, – оглядывая помещение, говорю я. А вид опустевшей казармы страшен: на полу валяются тряпки, обрывки газет, окровавленная марля, большие куски серой ваты, которую подкладывали под раненую ногу или бок!.. Куски суконных шаровар, рукава от рубах, несколько разрозненных сапог. На примятом сене кое-где лежали еще подушки, серые, из солдатского сукна, одеяла… Даже несколько забытых шинелей…

– Сестра Семина, идите домой! Выспитесь хорошенько и с новыми силами приходите, – говорит доктор Божевский. – Я сейчас тоже ухожу домой. Останутся несколько дежурных сестер и врачей. А все остальные пойдут спать. Если случится несчастье, опять привезут столько же раненых, конечно, немедленно вызову всех. Поэтому не теряйте времени, идите домой. Да, кстати, ваш солдат ждет вас у дверей.

– Спасибо, доктор, – я сняла окровавленный халат и косынку и пошла к выходу. Там с шубой в руках ждал Гайдамакин.

– Что нового, Гайдамакин?

– Да разное все говорят: одни говорят, что Сарыкамыш взяли турки; другие говорят, что наши турок взяли в плен. Но пока никаких «известий, однако, нет». Телефон не действует, поезда не ходят. А все болтают по-разному.

– А что делают наши санитары? Где они кормятся? Есть ли фураж для лошадей?

– Вы не беспокойтесь о них. Их кормят на питательном пункте.

– А ты обедаешь?

– Обедаю! Что мне больше делать? Без работы хожу целый день. Вы вон как работаете – три ночи не спали! Да и барин, поди, день и ночь работает! А я так не знаю, что делать! Каждый день для меня – год! Вот как тяжело мне без работы! Когда вы дома, ну, смотреть за вами нужно. А когда вас нет – просто беда! И есть не хочу! И спать не могу! Лежу и все думаю: барина потерял! Барыня ночи не спит – работает! А я солдат, их слуга и хранитель, валяюсь на койке! Прямо, барыня, смерть! Всю ночь стоял и смотрел, как санитары с ног сбились, работая. Ну, я сбегал принес им несколько ведер воды. Да что это за работа! Помогал немного выгружать раненых. А больше все стоял, да всем только мешаю. «Земляк, посторонись, земляк,