Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Напился Василий, порасхвастался,

И ударил о велик заклад

Со трема князьямы Новгородскима —

Выходить на мостик на Волховский

И биться Василью с Новым-городом,

Побить всех мужиков до единого.

Проведала его государыня матушка,

Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,

Про своего сына про Васильюшку,

Что на том пиру ударил о велик заклад,

Выводила своего сына любимого

Со того ли пира княженецкого,

Засадила его во погреба глубокие.

Тогда мужики новгородские

Делали шалыги подорожные,

Поутру выставали ранёшенько,

Выступали на мостик на Волховский.

Васильева дружина хоробрая

Выступают сопротиву их.

Оны билися ровно три часа, —

Тыи ль мужики новгородские

Попятили дружину Васильеву,

Была его дружина попячена,

Головки шалыгамы прощёлканы,

Руки кушаками перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови.

Со того ль двора со вдовиного,

От честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

Выбегает девка дворовая,

Дворовая девка-чернявка,

На тую на реку на Волхову

Со своима коромысламы железныма,

И видит девка-чернявка

Дружинушку Васильеву попячену,

Головки у них шалыгамы проколочены,

Руки кушаками перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови.

И хватила коромыселко железное,

И начала пощёлкивать мужиков новгородскиих, —

Убила мужиков пятьсот человек.

И потом девка-чернявка побег чинит,

Прибежала девка к погребу глубокому,

Сама говорит таково слово:

«Ай же ты Васильюшка Буславьевич!

Спишь ты, Василий, не пробудишься,

Над собой невзгодушки не ведаешь, —

На том ли на мостике на Волховском

Попячена твоя дружина хоробрая,

Головки шалыгамы прощёлканы,

Руки кушаками перевязаны,

Стоит дружина по колен в крови».

Тут-то Васильюшко Буславьевич

Молился ей, девке-чернявке:

«Ай же ты девка-чернявка!

Выпусти меня со погреба глубокого,

Дам я тебе золотой казны долюби».

Отпирала она дверь у погреба глубокого,

И выпускала Василья на белый свет.

Не попало у Василья сбруи ратния,

Палицы воинския и копья мурзамецкого, —

У того у погреба глубокого

Лежала ось тележная железная,

Долиною в две сажени печатныих,

А на вес ось та сорока пуд.

Хватает он тую ось железную

На своё плечо богатырское,

Говорит девке-чернявке не с упадкою:

«Благодарствуешь, девка-чернявка,

Что выпустила со погреба глубокого,

Не погубила моей дружины хоробрыя.

Я с тобой опосля рассчитаюся,

А нонь мне недосуг с тобой проклаждатися».

Приходил он ко мостику ко Волховскому,

И видит дружину хоробрую попячену,

Стоит дружина по колен в крови,

Головки шалыгамы прощёлканы,

Платкамы руки перевязаны,

И ноги кушакамы переверчены.

Говорит Васильюшка Буславьевич:

«Ай моя дружина хоробрая!

Вы теперь позавтракали,

Мне-ка-ва дайте пообедати».

Становил дружину на сторону,

А сам начал по мужичкам похаживать,

И начал мужичков пощёлкивать,

Осью железною помахивать:

Махнёт Васильюшка – улица,

Отмахнёт назад – промежуточек,

И вперёд просунет – переулочек.

Мужиков новгородскиих мало ставится,

Очень редко и мало их.

Видят князья беду неминучую —

Прибьёт мужиков Василий Буславьевич,

Не оставит мужиков на семена, —

Приходят князья Новгородские,

Воевода Николай Зиновьевич,

Старшина Фома Родионович,

Ко его государыне ко матушке,

Ко честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

Сами говорят таковы слова:

«Ай же ты честна вдова Мамелфа Тимофеевна!

Уговори, уйми своё чадо милое,

Молода Василья Буслаевича, —

Укротил бы своё сердце богатырское,

Оставил бы мужиков хоть на семена».

Говорит Мамелфа Тимофеевна:

«Не смею я, князья Новгородские,

Унять своё чадо милое,

Укротить его сердце богатырское —

Сделала я вину ему великую,

Засадила его во погреба глубокие.

Есть у моего чада милого

Во том во монастыре во Сергеевом

Крестовый его батюшка Старчище Пилигримище,

Имеет силу нарочитую.

Попросите, князья Новогородские,

Не может ли унять моё чадо милое».

И так князья Новогородские

Приезжают к монастырю ко Сергееву

И просят Старчище Пилигримище,

Со великим просят с унижением:

«Ай же ты Старчище Пилигримище!

Послужи ты нам верой-правдою,

Сходи ты на мостик на Волховский

Ко своему ко сыну крестовому,

Молодому Васильюшке Буславьеву,

Уговори его сердце богатырское, —

Чтобы он оставил побоище,

Не бил бы мужиков новогородскиих,

Оставил бы малую часть на семена».

Старчище Пилигримище сокручается,

Сокручается он, снаряжается

Ко своему ко крестнику любимому,

Одевает Старчище кафтан в сорок пуд,

Колпак на голову полагает в двадцать пуд,

Клюку в руки берёт в десять пуд,

И пошёл ко мостику ко Волховскому

Со тыма князьмы Новогородскима.

Приходит на мостик на Волховский,

Прямо к ему во ясны´ очи,

И говорит ему таковы слова:

«Ай же ты моё чадо крёстное!

Укроти своё сердце богатырское,

Оставь мужичков хоть на семена».

Богатырское сердце разъярилося:

«Ай же ты крёстный мой батюшка!

Не дал я ти яичка о Христовом дни,

Дам тебе яичка о Петровом дни».

Щёлкнул как крёстного батюшку

Тою осью железною,

Железною осью сорокапудовою, —

От единого удара Васильева

Крестовому батюшке славу поют.

Тут-то два князя Новогородскиих,

Воевода Николай Зиновьевич,

Старшина Фома Родионович,

Приходят к его государыне матушке,

Честной вдовы Мамелфы Тимофеевны,

Сами говорят таковы слова:

«Ай же ты честна вдова Мамелфа Тимофеевна!

Упроси своё чадо любимое, —

Укротил бы своё сердце богатырское;

Мужичков в Новеграде редко ставится,

Убил он крестового батюшку,

Честного Старчища Пилигримища».

Тогда государыня его матушка,

Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,

Одевала платьица чёрные,

Одевала шубу соболиную,

Полагала шелом на буйну голову,

И пошла Мамелфа Тимофеевна

Унимать своего чада любимого.

То выгодно собой старушка догадалася, —

Не зашла она спереди его,

А зашла она позади его

И пала на плечи на могучие:

«Ай же ты моё чадо милое,

Молодой Васильюшко Буславьевич!

Укроти своё сердце богатырское,