Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Подносит девушка-чернавушка

Тем уда´лым добрым мо´лодцам;

А и выпили они, сами поклонилися,

И пошли добры мо´лодцы,

Кому куда захотелося.

Смерть Василия Буслаева

Не бела берёзонька к земле клонится,

Не бумажное листьё расстилается, —

Кабы кланялся Василий своей матушке,

Он бы кланялся е да во резвы ноги,

Да сам говорил да таковы речи:

«Ты свет государына моя матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дай благословенье мне великое,

Мне велико благословенье, вековечное,

Со буйной-то главы да до сырой земли, —

Мне ехать, Василью, в Ераса´лим-град,

Свезти положеньицо немалое,

Мне немало положеньё – сорок тысячей».

Говорит государына его матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

«Ты свет мое чадо нонче милоё,

Ты бладой Василий сын Буслаевич!

’Ерусалим-град – дороженька не ближное, —

Кривой ездой ехать ровно три годы,

Прямой ездой ехать нынь три месяца,

На прямоезжой дорожке есть субой быстёр,

Субой-от быстёр, дак есть разбой велик».

Говорит государына его матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

«Кому ду´мно спасаться, дак можно здесь спастись,

Туда много добрых молодцов ведь уж хаживало,

Назад молодцы не ворочались».

Он кланялся, Василий, ей во вто´рой раз:

«Ты свет государына моя матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дай благословенье мне великое,

Великое благословеньицо, вековечное,

С буйноёй главы да до сырой земли, —

Мне ехать, Василью, в Ерасалим-град,

Святоей святыне помолитися,

Ко Господней гробнице приложитися.

У мня смолоду быто бито-граблено,

Под старость ту надо душа спасти.

Нас тридесять удалых добрых молодцов,

Субой-от быстёр – дак мы пе регребем,

Разбой-от велик – дак мы поклонимся».

Говорит-то Васильева матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

«Кому думно спастися, можно здесь спастись».

Он кланялся, Василий, во третей након:

«Ты свет государына моя матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна!

Уж ты дашь – я поеду, и не дашь – я поеду,

Не отстать мне-ка ’дружинушки хороброей,

Мне ’тридесять удалых добрых молодцов».

Говорит государына его матушка,

Честна вдова Омельфа Тимофеевна:

«Как будь благословеньё великоё

На бладом на чаде на Василие,

Тебе ехать, Василью, в Еросалим-град,

Святоей святыне помолитися,

Ко Господней гробнице приложитися,

Свезти положенье немалое,

Немало положеньё – сорок тысячей».

Да стал-то Василий снаряжатися,

Сын Буслаевич стал да сподоблетися,

Испостроил Василий нов черле´н карабь, —

Да нос-де, корма да по-звериному,

Да хоботы мечёт по-змеиному,

Дерёва были у карабля кипарисные,

Оснасточка у карабля бела шелкова,

Не здешнего шелку, шемахинского,

Паруса были у карабля белополо´тняны,

Как флюгарочка была на карабли позолочена,

Как цена этой флюгарочке пятьдесят рублей,

Якоря были у карабля булатные,

Место очей было у карабля положено

По тому жо по камешку самоцветному,

Место бровей было у карабля положено

По тому жо по соболю по чёрному,

Не по здешнему соболю – по сибирскому,

Место ресниц было у карабля положено

По тому по бобру да нынь по сизому,

Не по здешнему бобру – по закаменскому.

Пошёл-то Василий на черлён карабь,

Со всёй своей дружинушкой хороброю,

Обирали-то сходенки дубовые,

Поклали-то сходенки вдоль по караблю,

Вынимали-то якоря булатные,

Подымали тонки парусы полотняны.

Фома-то толстой тот на кормы стоит,

А Костя Микитич на носу стоит,

Потому-де Потаня окол парусов,

Горазд был Потаня по снастям ходить.

Они долго ли бежали нынь, коротко ли,

Подбежали под гору Сорочинскую,

Выходил-то Василий на черлён карабь,

Он здрил-смотрел, Вася, на круту гору,

Увидал Василий нынь чуден крест,

Говорит-то Василий сын Буслаевич,

Говорит-то Василий таковы речи:

«Вы ой есь, дружинушка храбрая,

Вы тридесять удалых добрых молодцев!

Опускайте вы паруса полотняны,

Помечите-тко вы якори булатные,

Кладите-тко сходни концом на берег, —

Мы выйдем-ка, братцы, на круту гору,

Мы чудному кресту Богу помолимся».

Кабы вся его дружина не отслышалась,

Опускали-то парусы полотняны,

Пометали-то якори булатные,

Поклали-то сходни концом на берег.

Кабы вышол Василий на крут бережок,

Пошёл-то Василий по крутой горы,

Не нашёл-то Василий нынь чудна креста,

Нашёл Василий только сухую кость,

Суху голову, кость человеческу,

Он пнул ей, Василий, правою ногой,

Говорит голова, кость человеческа:

«Не попинывай, Василий, меня, сухую кость,

Суху голову, кость человеческу, —

Да был молодец я не в твою пору,

Не в твою пору, да не в твою ровню,

Как убила сорочина долгополая,

Как та жо ли чудь да двоёглазая.

Не бывать тебе, Василью, на святой Руси,

Не видать тебе, Василий, своей матушки,

Честной вдовы Омельфы Тимофеевны».

Он ведь плюнул-то, Василий, сам чурается:

«Себе ты спала, да себе видела».

Он пнул ей, Василий, во второй раз:

«Ужли, голова, в тебе враг мутит,

Тебе враг-от мутит, да в тебе бес говорит?»

Говорит голова-то человеческа:

«Не враг-от мутит, мне не бес говорит, —

Я себе-то спала, да тебе видела:

Лежать тебе, Василью, со мной в едином гробу,

Во едином гробу, да по праву руку».

Пошёл-то Василий на черлён карабь.

Пришёл-то Василий на черлён карабь,

Обирали-то сходенки дубовые,

Вынимали-то якори булатные,

Подымали-то паруса полотняны,

Побежали они да в Еросалим-град.

Заходили-то в галань корабельнюю,

Опущали тонки парусы полотняны,

Пометали-то якори булатные,

Поклали-то сходни концом на землю,

Пошли-то они да в Еросалим-град,

Заходили они во церковь Божию,

Да Господу Богу помолилися,

Ко Господней гробнице приложилися.

Положил Василий положеньицо,

Немало положеньё – сорок тысячей,

Пошёл-то Василий ко Ёрдан-реки,

Скинывал-то Василий цветно платьицо,

Спускался Василий во Ёрдан-реку.

Приходит жона да старома´тера,

Говорила сама да таковы речи:

«Ты