Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

топливо в камеру преждевременно… А если и правда он ошибается от нервности? Или все-таки имеет место намеренное затягивание сроков и намеренный сбой работы? В парткоме сказали: «Без всяких сомнений, Глушко такой же враг, как Лангемак! А Королев теперь с ним, обратите на это особое внимание, Андрей Григорьевич». Значит, что-то партийное руководство знает…

…

В январе 1938 года Клейменов и Лангемак были расстреляны. Много позже Королев подумает: если бы он не был снят с должности заместителя Клейменова, смерть в 1938 году нашла бы не Лангемака, а его.

* * *

В мае Королев и Арвид Палло проводили стендовые испытания крылатой ракеты 212, впервые оснащенной автоматической системой стабилизации. Сергей Павлович очень нервничал: проект был одобрен еще двумя годами ранее, в 1936-м, однако все предыдущие испытания оказались неудачными. Нервное его состояние было вызвано не только экспериментом с ракетой, темная туча предчувствия уже плыла по небосклону его души, напряжение от ожидания ареста нарастало, оттого он все делал резко, рывками, срывался и раздраженно кричал на Палло. Арвид терпел и взвинченность Королева, и нарекания рабочих – азотная кислота злила их: прожигала дыры на одежде, оставляла красные болезненные следы на коже рук, душила тяжелым запахом.

– Сергей Павлович, в двигателе течь! – крикнул Палло. – Прекращаем испытания.

– Ни за что! Продолжаем!

– Может произойти взрыв!

– Продолжаем!

Королев был взвинчен еще и от вчерашнего разговора с главным инженером Костиковым. Тот спросил:

– Сергей Павлович, может быть, на ракетоплан вы поставите двигатель Душкина? И еще мной только что получены важные результаты для стенок камеры сгорания, почему бы не применить тонкую медь вместо стальных конструкций? Кроме того, директор намекает на запрет двигателей Глушко…

– Исчезните, Костиков! – рявкнул Королев. – И чтобы я вас… тебя… больше никогда не видел!

Андрей Григорьевич побледнел и, горбясь, побежал по коридору.

* * *

– Сергей Павлович, очень высокое давление! Опасно!

– Я сказал – продолжаем! Арвид, ты…

Договорить не успел. Раздался взрыв. Его ранило осколком: потекла кровь, возле виска расширялась рана. «А ведь вскоре меня ждет более страшный удар», – подумал Королев, когда его везли в Боткинскую больницу, где работала жена.

– Сотрясение мозга и небольшая трещина, – сказал после осмотра хирург. – Постельный режим. Ничего, не горюйте, подлечим!

Ксения Максимилиановна облегченно вздохнула и улыбнулась.

– Принесу тебе книги, – сказала, обнимая мужа. – Перешел бы ты на занятия наукой, подальше от всяких опасных полигонов.

– Полигоны – моя судьба, – он улыбнулся ей в ответ. – Неудачи меня не остановят. Даже если придется погибнуть.

* * *

В аварии при стендовых испытаниях директор Слонимер обвинил Костикова.

– Вы как главный инженер обязаны были проконтролировать все заранее!

– Проконтролировать Королева невозможно, – заступился за Костикова присутствующий на заседании Душкин. – Сергей Павлович считает себя выше всех. Мы для него нули.

– Это не так, Леонид Степанович, – возразил Щетинков. – Королев горячий энтузиаст ракетостроения, но прислушивается к критике, если она умная.

– Вы, Евгений Сергеевич, хотите сказать, что наша критика его решения установить на 212-ю крылатую двигатель Глушко глупая?

– Нет, что вы, – смутился Щетинков. – Королев яркий человек со сложным характером, а критику ценит, только это имелось в виду, вы меня не так поняли.

«Для Сергея Павловича я по-прежнему пустое место, ноль, ни одна из моих разработок его не заинтересовала, – печально думал Костиков ночью, бесконечно ворочаясь в постели. – Они с Глушко росли в одной буржуазной среде, даже по-французски могли обмениваться фразами. А я… я пролетарский выдвиженец». Внезапно он поймал себя на странном желании: ему захотелось, чтобы его бывший кумир навсегда исчез из института, а он, Костиков, сбросив мышиную шкурку вечной робости, превратился в него.

– Вы уже и так заняли мое место, Андрей Григорьевич! – проговорил он раздраженным голосом Королева. – Главным инженером должен быть я!

Костиков тихо засмеялся, встал, неловко споткнувшись о прикроватный лоскутный коврик, и, достав зеркало для бритья, вгляделся в свое лицо. Зеркало, будто подмигнув, насмешливо сверкнуло.

Серебристая луна заглянула в окно, нарисовала на досках пола неровные решетки. Зашуршала под кроватью тьма – стихла.

* * *

28 июня 1938 года как член «троцкистской, вредительской организации», окопавшейся в РНИИ-НИИ-3, Сергей Павлович Королев был арестован. Это была катастрофа. Страшнее аварий в полете.

Теперь он – безликий арестованный № 1442.

В Бутырской тюрьме следователь Шестаков сообщил ему на допросе, что против него имеются показания Лангемака, Клейменова и Глушко, намеренно скрыв, что Глушко выставил Королева лишь исполнителем своей собственной «вредительской воли», а не участником «заговора».

– Подлая клевета! – Королеву казалось, что он кричит, а белые губы еле выговаривали слова. – Ложь! Я всегда был верен советской власти!

Уже на следующий день Королев, не глядя, подписал протокол допроса. В нем говорилось: обвиняемый признал, что является участником антисоветской организации, в которую в 1935 году был вовлечен Лангемаком и в которой состояли Клейменов и Глушко.

Голованов приводит слова из письма Королева: «следователи Шестаков и Быков подвергли меня физическим репрессиям и издевательствам». Они добились подписи обвиняемого под заранее заготовленным протоколом безжалостным психическим шантажом:

– Не подпишешь, завтра арестуют твою жену, а малолетняя дочка отправится в детский дом!

Откажусь на суде, подумал обессиленный издевательствами и пытками Королев. И все обвинения опровергну фактами.

* * *

Акт экспертизы, проведенной по приказу НКВД, должный на примерах неудачных пусков «объектов» доказать «некомпетентность» Королева, показал обратное: непонимание комиссией того, что Королев – смелый, рискованный первопроходчик. Да, принцип работы был тогда прост: сделаем, запустим и – посмотрим, что получится, но другого пути, учитывая техническое оснащение, в те годы не было. Поэтому ошибки, выявленные комиссией, были не только закономерны, но и полезны: они указывали на проблемы, в дальнейшем очень важные для ракетно-космической области. В 30-е годы все связанное с запуском ракет было абсолютно новым не только в СССР, но и за рубежом, и там опробовалось, тем же Годдардом в США, так же, как Глушко и Королевым, – экспериментально. Даже советское партийное руководство, далекое от ракетостроения, будет в дальнейшем с пониманием относиться к авариям при пуске ракет серии Р на полигоне Капустин Яр.

Разумеется, комиссия, руководить которой назначили главного инженера Костикова, не оставила в стороне кислородно-азотный конфликт, придав ему идеологическую окраску: «Совершенно не случайно был произведен переход от двигателя, применявшего в качестве окислителя жидкий кислород, при помощи которого имелась возможность решить ряд вопросов для изучения поведения торпеды в полете, на двигатель азотный, после чего в течение 2-х лет по причинам, изложенным при анализе работ Глушко, испытания в воздухе приостанавливались и объекты, как например 212 в количестве 4-х экземпляров сервировались с 1936 г.».

Финансовую сторону