Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

(весьма важную для следствия) подчеркнули: «В результате этого испытания четырех построенных Королевым торпед показали их полную непригодность, чем нанесен был ущерб государству в сумме 120 000 рублей и затянута разработка других, более актуальных тем».

Роковые 1200 рублей, обнаруженные ревизорами в ГИРДе, точно преследуют Королева и вырастают в сто раз.

Приписали Королеву и «барское пренебрежение к большинству сотрудников института, не входивших в компанию Клейменова, Лангемака, Глушко…». Слово «вредительство» на восьми страницах материалов экспертизы комиссия не употребила ни разу, его заменили «преступным расходованием средств» и выводом: «За развал основной работы был в 1937 г. исключен из рядов сочувствующих…»

Подписали члены комиссии: Костиков, Душкин, Калянова, Дедов.

Конечно, восьмистраничный акт был нужен НКВД чисто формально – для бумажного подтверждения уже выдвинутого Королеву обвинения, нависшего над ним сразу, едва были арестованы Тухачевский и Эйдеман. Обвинение – следствие не институтских дрязг, а общей волны репрессий, и не сыграл акт той основной роли, которую ему потом приписывали. С другой стороны, как раз сам акт – результат застарелого конфликта в РНИИ-НИИ-3 и закономерного непонимания большинством сотрудников проблем только зарождающего ракетостроения из-за ориентации института на военные темы. И конечно – результат смертельного страха: не выявивший вовремя «вредительство» «врага» считался «вредителем» сам. Героями рождаются, увы, немногие.

Разработкам и промахам Глушко, втянувшего Королева во «вредительство», уделила комиссия не восемь, по утверждению А. Глушко, а тридцать страниц, и указала на близкую связь Глушко с Тухачевским, и повторная экспертиза под руководством парторга Пойды – в ней Костиков уже участия не принимал, а членом комиссии являлся профессор Победоносцев – подтвердила научно-технические выводы предыдущей.

Андрей Григорьевич считал сделанный комиссиями разбор эвристической, но кустарной деятельности обвиняемых правильным и вряд ли предвидел, что вскоре Королев окажется на Колыме. Костиков был озабочен изменением стиля работы в институте: сначала нужны точные математические расчеты, лабораторные исследования, а лишь потом практические эксперименты, и мотор нужно разрабатывать под самолет или конкретную ракету, а не так, как Глушко, – ради самого мотора, который может оказаться не нужным стране, а значит, тратой государственных средств. Сейчас нужно не свободное творчество, пусть даже гениев, убеждал он себя, а строгое следование программе партии по индустриализации. Прав поэт Маяковский, приходится наступать на горло собственной песне.

Только вот злая бессонница стала мучить Андрея Григорьевича после ареста Королева все чаще. Находил он утешение в работе: долгие часы проводил в испытательной научной лаборатории, им же и созданной для искоренения кустарных методов работы.

* * *

Суд оказался коротким жестоким фарсом. В.В. Ульрих мельком глянул на Королева и незаметно шевельнул пальцем: нечего рассусоливать, сворачивайте.

* * *

Королев Сергей Павлович, 1906 года рождения,

урож. гор. Житомира, русский, гр-н СССР, беспартийный,

до ареста – инженер НИИ-3 НКБ СССР,

обвиняется в том, что:

являлся с 1935 года участником троцкистской вредительской организации, по заданию которой проводил преступную работу в НИИ-3 по срыву отработки и сдачи на вооружение РККА новых образцов вооружения, т. е. в преступлениях ст. ст. 58-7, 58–11 УК РСФСР.

Виновным себя признал, но впоследствии от своих показаний отказался.

Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 27 сентября 1938 года: 10 лет тюремного заключения.

* * *

«Верховному Прокурору СССР г. Москва

от заключенного Новочеркасской тюрьмы

Королева Сергея Павловича. 1906 г. рожд. В порядке прокурорского надзора

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу Вас в порядке прокурорского надзора пересмотреть мое дело, т. к. я осужден 27 сентября с. г. в г. Москве Военной Коллегией Верхсуда неправильно и в предъявленных мне обвинениях совершенно невиновен.

Я авиационный инженер и летчик… С 1931 г. и до ареста работал в совершенно новой области авиационной техники – по ракетным самолетам. Эта область работы настолько нова, что до 1935 г. вообще никаких экспериментов не велось, были лишь изыскания и до сего дня нам не известны случаи осуществления даже в передовых странах за границей самолетов подобного типа.

Мне же с моими товарищами по работе (инж. Глушко – ныне также арестован) за эти годы удалось провести многочисленные эксперименты и в конце 1937 г. осуществить впервые в технике небольшой ракетный самолет. В 1938 г. он был мною успешно испытан на земле с хорошими результатами. Этот самолет, все отчеты об испытаниях и проч. находятся и сейчас в НИИ № 3 НКОП в г. Москве, где я работал до своего ареста. Но ряд лет группа лиц из НИИ № 3 во главе с ныне техдиректором Костиковым упорно травила меня и мои работы, которые имеют совершенно исключительное оборонное значение. Всеми способами они старались меня убрать из НИИ № 3, прибегая к самым гнусным приемам, о которых я писать здесь не буду из‐за недостатка места.

Они же (Костиков) ввели в заблуждение НКВД, и 27 июня с. г. меня арестовали, причислив к группе ранее арестованных в Ин‐те лиц. Мне предъявили обвинение во вредительстве и участии в антисоветской организации. Я заявлял и заявляю, что никогда вредительством не занимался и ни в какой организации не состоял и ничего подобного и не подозревал. Несмотря на то, что я был арестован в момент достижения успеха в своей многолетней работе, следователи VII отдела Шестаков и Быков избиениями и издевательствами заставили меня подписать ложные показания на себя. Я 3 раза писал об этом Вам протест, то же Н.И. Ежову, но Суд, не разбирая дела по существу, осудил меня на 10 лет тюрьмы.

В результате: я осужден невинным, причем обвинен в преступлении по делу, которое является целью моей жизни и мною создано, как реализация идей нашего ученого К.Э. Циолковского. Я оторван от дела в период его успешного развития и работа стоит, т. к. арестован и Глушко. Этим нанесен ущерб СССР, т. к. указанные работы чрезвычайно важны и нужны. Прошу Вас пересмотреть мое дело, причем все расчеты и сведения могут быть мною доказаны.

С. Королев»[48].

В это письме, датированном 29 октября 1938 года и приведенном Н.С. Королевой в ее книге «Отец», есть очень важные строки: «я осужден невинным, причем обвинен в преступлении по делу, которое является целью моей жизни и мною создано, как реализация идей нашего ученого К.Э. Циолковского». Значит, программа судьбы Королева и цель его жизни к 1938 году уже им сформированы: он должен воплотить на практике идеи Циолковского.

Ракетный самолет, о котором идет речь в письме, – это ракетоплан. Для лиц, от которых зависела свобода и жизнь, оборонное самолетостроение – сфера реальная и понятная. О немецких военных ракетных разработках знали единицы, первые советские ракеты тогда еще с вооружением не связывали. К тому же ракетоплан относился к авиации по праву как экспериментальный планер