Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

В письме вызывает закономерные вопросы только упоминание двух имен. Почему Костикова, не писавшего в НКВД доносов (в чем Королев мог убедиться из документов следствия и что в 1989 году будет подтверждено прокуратурой), а лишь «сигнализировавшего» в местный партком, причем о «сомнительной» деятельности Глушко, а не Королева, и по обязанности руководившего технической экспертизой, обвиняет Королев в своем аресте? Неужели лишь вследствие институтского конфликта и постоянных придирок (иногда и справедливых) «техдиректора»?

Разбора акта комиссии и указания на него как на причину ареста, что было бы закономерно при таком жестком обвинении, в этом письме нет. Возможно, он еще не был с ним ознакомлен. Удивляет и то, что Королев здесь называет Глушко своим товарищем, а через год пишет прокурору СССР А.Я. Вышинскому совсем другое: «Я осужден на основании подлой клеветы со стороны ранее арестованных б. директора НИИ № 3 Клейменова, зам. дир. Лангемака и инж. Глушко, которые, как мне говорили на следствии и как упомянуто в обвинительном заключении, дали на меня показания. Несмотря на все мои просьбы и требования, эти “показания” мне не были показаны, а в очных ставках мне было отказано».

В этом письме он опровергает акт экспертизы:

«Уже после моего ареста, 20-го июля 1938 г., из НИИ № 3 был представлен в НКВД акт, несколько страниц которого, касающиеся меня, были мне показаны. Этот акт пытается опорочить мою работу. Однако заявляю Вам, что он является ложным и неправильным. Лица, его подписавшие, никогда не видали в действии объектов моей работы (Костиков, Душкин, Калянова и Дедов). Приводимые в акте “факты” вымышлены, например: при испытании макетов объекта 201/301 пуском с самолета никакой аварии не было (см. отчеты и акты комиссии, производившей испытания). Необходимые меры предосторожности были приняты по моему указанию, о чем имеются записи в деле 201/301, сделанные задолго до испытаний. В акте же делается совершенно ложный намек на якобы “возможность аварии”. Еще раз заявляю, что все это ложь и вымысел, как и другие относящиеся к моей работе данные этого акта.

Таковы отдельные факты и обстановка следствия, производившегося по моему делу. Все мои попытки добиться фактических данных по предъявленным обвинениям, как я уже указывал ранее, были безуспешны. Ни органы следствия, ни суд не пожелали разобраться в моем деле, проверить факты, документы и т. д.

В результате я осужден, будучи совершенно невиновным ни в чем, а все мои заявления остаются без ответа.

Вот уже 15 месяцев, как я оторван от моей любимой работы, которая заполняла всю мою жизнь и была ее содержанием и целью. Я мечтал создать для СССР, впервые в технике, сверхскоростные высотные ракетные самолеты, являющиеся сейчас мощным оружием и средством обороны.

Прошу Вас пересмотреть мое дело и снять с меня тяжелые обвинения, в которых я совершенно не виноват.

Прошу Вас дать мне возможность снова продолжать мои работы над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности СССР.

15 октября 1939 г. С. Королев».

Слова Королева «Я осужден на основании подлой клеветы со стороны ранее арестованных б. директора НИИ № 3 Клейменова, зам. дир. Лангемака и инж. Глушко» порой намеренно муссируют, бросая на Глушко несправедливую тень, его судебное дело, которое изучил и приводит в статьях А.В. Глушко, доказывает: Валентин Петрович, узнавший от следователя, что Лангемак и Клейменов вписали в «троцкистскую группировку» и Королева, на допросах с применением пыточных методов старался по мере сил оградить его от роли активного участника. Приводил А.В. Глушко в своих статьях и протокол допроса Королева с заранее сфабрикованными свидетельствами против Глушко, которые Королев, подвергнутый психическому и физическому воздействию, подписал, а на суде от этих показаний отказался.

Михаил Михайлович Громов

1930-е годы

* * *

После страшных дней в Бутырке, тюрьмы НКВД на Лубянке, изматывающей духоты и грязи поезда, восьми месяцев ожидания в Новочеркасской пересыльной тюрьме, снова грязного поезда, переполненного голодными арестантами, политическими и уголовными, зловонного трюма парохода и трясущегося по тундре грузовика, 3 августа 1939 года Королев оказался на колымском золотом прииске Мальдяк и пробыл там почти до конца ноября.

Когда проезжали Кулундинскую степь, поезд, везший его на край земли, внезапно остановился.

Приоткрыли вагон, пахнуло травой, истомленному Королеву показалось в полусне, будто вдоль железнодорожного полотна бредет Цандер. Вот он остановился, смотрит на товарняк, машет ему… Открыл глаза, глянул в вагонный просвет: безлюдье, хорошо бы сделать в такой степи полигон для испытаний ракет…

Поезд тряхнуло, он железно охнул – потащился дальше. Королев успел сложить треугольник из папиросной бумаги с несколькими словами жене и московским адресом, заклеить хлебным мякишем и выбросить из вагона. Удивительно, но такие послания арестантов, благодаря сердобольности обходчиков, опускавших найденные письма в почтовые ящики, доходили до адресатов. Получила треугольничек и Ксения Максимилиановна. Вся семья собралась на Октябрьской: Сергей жив! Но где он?

Отбывавший срок в Мальдяке по той же 58-й статье искусствовед Г.К. Вагнер вспоминал, что в 1938 и 1939 годах, при нереально высоких планах добычи золота, была уменьшена норма питания на одного человека. 12-часовой рабочий день без выходных, голод и отсутствие гигиены привели к гибели нескольких тысяч человек. Проводились там и массовые «показательные» расстрелы.

Валентина Степановна Гризодубова

1940-е годы

«В лагере, огороженном колючей проволокой, было десять больших, санитарного образца двойных палаток, каждая на пятьдесят – шестьдесят заключенных, – писал в мемуарах генерал Горбатов, тоже попавший как “враг народа” на прииск Мальдяк.

(…) Работа на прииске была довольно изнурительная, особенно если учесть малокалорийное питание. На более тяжелую работу посылали, как правило, “врагов народа”, на более легкую – “уркаганов”[49].

В один из морозных ноябрьских дней в лагерь Мальдяк был доставлен Михаил Александрович Усачев, бывший директор Московского авиазавода, – самолет, построенный на этом заводе, посчитали намеренным «вредительством»: при полете на нем погиб знаменитый Чкалов. Усачев был физически сильным и очень храбрым, он быстро заставил уголовников его уважать. Один из них, матерый уркаган, как-то его предупредил:

– В эту палатку не ходи, могет, зараза, там Король помирает, Серега Королев, он из ваших, политических, слег и уже, говорят, не встанет.

Усачев молча отодвинул уголовника с дороги. Молодого авиаконструктора Королева он хорошо помнил и, войдя в палатку, сначала не узнал его в изможденном человеке, закрытом грязным тряпьем.

Глава 12

Москва – Омск – Казань – Москва

Молчи, скрывайся и таи…

Ф. Тютчев

Сверкают черные ягоды смородины, рыжеет крыжовник,