Филипп Янковский. Только чужой текст. Творческая биография - Наталия Александровна Соколова

Глава 5. Жизнь человеческого духа суперкрупным планом

Петя Карташов. – Дэвид. – Иван Шухов.

Из интервью в интервью – и мне из разговора в разговор – Янковский любит повторять, цитируя Константина Станиславского: в актерской профессии его интересует, прежде всего, исследование «жизни человеческого духа». Этим он, наследуя русской психологической школе, конечно, всегда и занят – вне зависимости от роли и материала. Однако есть в творческой биографии актера три героя, в этом плане далеко отстоящих от всех остальных. Магистральная для Янковского тема власти их не касается нисколько. На эти три роли, внутренне объединенные между собой завораживающе глубокой актерской интроспекцией, сценаристы-драматурги и режиссеры изначально навели совершенно иную оптику: главным полем драматической борьбы здесь становится душа персонажа, словно бы взятая в кадр суперкрупным планом.

Юный Петя Карташов из «Сентиментального путешествия», образ которого разобран в главе «Картошки как таковой нет», впервые сталкивается с любовной драмой и на наших глазах переживает симфонию ошеломляющих чувств – глубоко внутри, почти ничего не облекая в слова. Однако взгляд и нервные жесты выдают каждое движение его души – ранимой, обостренно чуткой к подтекстам. Карташов – первый из троицы. Много лет спустя из тех семян, что посеял совсем еще молодой актер в роли Пети, вырастут две другие работы Филиппа Янковского, в которых мельчайшие движения душ его персонажей станут самой сутью художественного повествования. В 2016 году Петя «переродится» в Дэвида, героя мхатовского спектакля Виктора Рыжакова «Dreamworks* *Мечтасбывается» по пьесе Ивана Вырыпаева[81]. Дэвид же, в свою очередь, распашет плодородную почву для Ивана Шухова – технической и тематической кульминации суперкрупно взятой «жизни человеческого духа» в исполнении Янковского, – героя, за которого артист по праву получит «Золотого орла».

А как же Дмитрий Карамазов, первая после перерыва – да какая масштабная – работа Янковского в театре? При всей глубине психологизма и отточенности исполнения отнести Митеньку к этой группе ролей нельзя. В «Карамазовых» другие оптика и расстановка сил: хоть о Митенькиной душе (и ее неудавшемся спасении) там говорили много, сама по себе она не становилась центром спектакля, местом действия главных в нем страстей… В отличие от души Дэвида из «Dreamworks».

О постановке Виктора Рыжакова, отнюдь не простой для восприятия и анализа, я не раз подробно писала в прессе. И более точно, чем в те годы, о ней уже не скажу – ведь «Мечтасбывается» ушла из репертуара МХТ много лет назад. А потому, характеризуя Дэвида, ниже я позволю себе привести скомпилированные отрывки из собственных статей – с незначительными изменениями[82].

В спектакле «Dreamworks* *Мечтасбывается» даже психофизика Филиппа Янковского поворачивалась иными гранями, нежели в «Карамазовых». Его Дэвид, главный герой, был абсолютно раздавлен смертью жены (Светлана Иванова-Сергеева). Умирая от рака, Мэрил предчувствовала, что мужу придется тяжело, и заранее наняла Элизабет (Инна Сухорецкая), задача которой – помочь ему выйти из кризиса.

Жанр спектакля Виктор Рыжаков, главный постановщик вырыпаевских пьес на российской сцене, обозначил как «голливудский фильм» (DreamWorks, как можно догадаться, – это еще и название одной из крупнейших киностудий). Погружение в эстетику типичного продукта «фабрики грез» начиналось до третьего звонка – благодаря экрану с титром-названием, скрывавшему сцену. С художниками Марией и Алексеем Трегубовыми режиссер работал не впервые: на их совместном счету уже числились «Пьяные» на Малой сцене МХТ и «Война и мир Толстого» в БДТ. Колористически строгая, абстрактная, лишенная каких-либо бытовых подробностей – и восхищающая выразительностью, – сценография Трегубовых узнавалась с первого взгляда. Пространство квартир намечали лаконичные фронтальные конструкции (стена, уходившая к колосникам, громадное окно), а за ними раскидывались черно-белые заросли фантастических растений из пластика, напоминавшие о голливудских павильонных декорациях 1930–1940-х.

Дэвид и Мэрил (Светлана Иванова-Сергеева) в спектакле «Dreamworks* *Мечтасбывается» на сцене МХТ им. А. П. Чехова, 2016

Благодаря видеопроекции казалось, что в двуцветном целлулоидном мире, в который Рыжаков поместил героев, идет бесконечный дождь. А вытянутые тени, падающие на белую стену, вспышки молний и раскаты грома перекочевали под крышу МХТ прямиком из классических триллеров. В такой атмосфере невозможно жить: она подходит лишь для того, чтобы сойти с ума. И герой Филиппа Янковского был к этому опасно близок. Большую часть времени он проводил, разговаривая с Мэрил, – прекрасно зная, что на самом деле ее нет ни в комнате, ни вообще в живых. Но до конца принять этот факт хрупкая психика Дэвида, которому, как и многим персонажам Янковского, присуща повышенная эмоциональная восприимчивость и уязвимость, была не в состоянии.

Довольно быстро становилось ясно, что в действительности герой Янковского вел диалог не с призраком жены, а с частью своей души. Через отстраненную фигуру в белом платье, почти всегда ласково ему улыбавшуюся и словно отвечавшую из далекого измерения, с Дэвидом беседовало его собственное бессознательное. Где-то глубоко внутри герой и сам знал, в чем его главная проблема (иначе не возник бы в его голове этот образ), – но нужно было долго копаться в себе и многое проговорить, чтобы наконец суметь ее сформулировать.

Дэвид никак не мог принять утрату супруги потому, что был нецелостен, зависим от предмета своей любви. Со смертью жены для него умер и остальной мир, а чувства обернулись бесконечным страданием. По мнению Мэрил (и настоящей, и существующей в воображении героя), это печальное подтверждение тому, что за пятнадцать лет, прожитых вместе, ее муж так и не сумел испытать истинную любовь. Любовь, которая не может приносить страданий, потому что не зависит от бытия (и даже небытия) второго человека. В этой точке и начиналась работа Элизабет. Ее задачей было не отвлечь Дэвида, а помочь ему обрести внутреннюю целостность, напомнив герою о простых истинах: например, о том, что подлинная любовь не отъединяет человека от мира.

Дэвид, его друзья – и Элизабет (Инна Сухорецкая) в костюме Клеопатры

Заигрывающая с эстетикой голливудского фильма, пьеса Ивана Вырыпаева сложнее, чем кажется. Ее протагонист последовательно проходит финальные этапы эзотерического «Путешествия Героя» (в англоязычной литературе – «The Fool’s Journey»): крушение представлений о мире, появление новой надежды, встреча с глубинными страхами и сомнениями, озарение, освобождение через утрату – и, наконец, достижение внутренней целостности. Потому-то за сцену до финала Вырыпаев и «забирает» у героя Элизабет, к которой у Дэвида начинают зарождаться чувства: ведь увлекшись ею, он застрянет на предпоследней фазе Путешествия, так и не обретет самого себя, так и