Паладин. Свет и Скверна III - Илья Романов

и более внимательно пригляделся к нему, напрочь игнорируя такую… яркую экспрессию! Как задвинул-то! Бросил тень на его род! А потому спокойно, как обычно разговаривают с умалишёнными, спросил:

— А ты, собственно, кто?

Миходин от моего вопроса ухмыльнулся, но почти незаметно и скрыл это за ладонью, будто зевнул. А вот юнец побагровел от гнева, сжал кулаки и врезал мне по лицу. Моя голова мотнулась назад, а сзади приблизился один из наблюдателей, схватил за плечо и не дал мне упасть.

— Не только выглядишь, как баба, но и бьёшь точно так же, — насмешливо хмыкнул я, сплюнув окровавленную слюну. — Не сдерживайся, повтори ещё раз, а то я что-то не почувствовал.

— Поднимите его! — зарычал этот представитель мужского пола, хотя это не точно.

К удерживающему меня человеку подошла подмога, а затем меня подняли с колен. И юнец не сдержался. Стал избивать меня, осыпая стремительными ударами. В ход пошли кулаки и колени. Рёбра хрустели, дыхание выбило и боль я чувствовал, но где-то там, на периферии сознания.

Остановился он лишь тогда, когда его лоб покрыла испарина, дыхание участилось, а кулаки сбились в кровь. И не только его, но и моей.

— И это всё? — прохрипел я, улыбаясь окровавленными губами и замечая, как многие из стоявших здесь бойцов рода Миходиных — уж их герб я узнаю — переглянулись. Глава их покачал головой, но промолчал, а вот юнец даже изумился. — Мне кажется, ты устал, возмёшь перерыв?

— Для того, кто сегодня сдохнет, ты слишком много разговариваешь и храбришься, — процедил он, а его глаза вспыхнули светом. Ага, картина стала чуть-чуть понятна. — И я выбью её из тебя! Заставлю молить о смерти, ублюдок!

— Ну-ну, ты не горячись, — понимающе покивал я. — Понимаю, зависть чувство такое, въедливое, противиться ей тяжело…

Судя по тому, как его глаза засияли ещё сильнее и из них стал валить дым, а на щеках появились паутинки белоснежной энергии, я попал в самую точку. Банальное предположение, ведь я слышал, что в этом мире есть и другие маги, кто обладает силой света. Не такой, как Паладины, не Истинным Светом, а так… ужатым и ничтожным вариантом.

Пусть я и играл на эмоциях этого идиота, но по мере того, как магия возвращалась, а паралич практически спал, оценивал противников. Их количество, местоположение, вооружение, энергетический фон. Не всегда Август Соларис был справедливым и по мере своей добрым человеком. Для друзей и соратников, во всяком случае. Задача капеллана не только в том, что наставлять на путь истинный братьев Ордена, благословлять их и очищать души смертных. Нередко приходилось заниматься и тем, на что не отважились бы и Ордена Священной Инквизиции, любящие устраивать аутодафе чёрным магам и прочей нечисти. И я не горжусь этим этапом своей биографии, но и не стыжусь её.

— Мне это надоело… — вздохнул мальчишка, резко успокоившись. — Сейчас ты умрёшь, Потёмкин… Но должен знать, что в этом лишь твоя вина. Ты посмел вылезти из своей грязи и одним своим существованием мешаешься под ногами. Пусть сначала я хотел лишь твоей казни… Но теперь… теперь я хочу, чтобы ты мучился. Считай это личным.

Его рука вспыхнула Светом и на мою грудь легла раскрытая ладонь. Доспехи с меня заблаговременно сняли и сейчас они валялись рядом с двумя бойцами Миходиных, там же был и лабрис. На мне осталась лишь рубаха, да штаны с сапогами.

Грудь обожгло, словно к ней приставили раскалённую кочергу. Завоняло палённым мясом и жжёной кожей, но на этом всё. И по мере того, как ладонь юнца сияла всё сильнее, росло непомерно удивление в его глазах. И не только его. Старый Миходин тоже понял, что что-то пошло не по плану и сделал шаг назад.

— К-как? Ты уже должен был сгореть от моего Света! — негодующе зарычал Нагар… Или Нагор? Впрочем, плевать.

— От твоего «Света»?, — хищно оскалился я, почувствовав, как внутри меня неистово вспыхнуло пламя Скверны, а печать Света засияла, подобно звезде. Этот идиот сам того не понимая поделился со мной энергией. — Твой Свет ничто, мальчишка. И будь ты хоть Архимагом, это ничего бы не изменило.

Резко подавшись назад, я заставил двух удерживающих меня людей Миходиных наклониться вперёд. Связывающие руки путы, полностью состоявшие из синей энергии, сгорели в пламени Скверны, а следом такая же судьба постигла и замешкавшихся бойцов.

Время словно остановилось и каждый из находящихся на лесной полянке людей только-только начал понимать — что-то пошло не по плану. В глазах мальчишки, в которые я смотрел немигающим взглядом, отразился страх и ужас.

— Не стоило тебе чесать языком, пока был шанс, юнец… — вокруг меня вспыхнула Эгида Света, вмиг поглотившая пули и магию. — И в особенности не стоило давать время капеллану Ордена Паладинов, не славящегося милосердием!

* * *

«Невозможно!». Именно это слово сейчас звучало в голове Адама Нагора, сына посла из британской империи, который большую часть своей жизни прожил в Российской Империи, а именно в её столице. Как гарант взаимоотношений между двумя государствами или как важный пленник с большей долей свобод, не так важно. Для самого Адама во всяком случае. Пусть он видел Туманный Альбион не столь часто, навещая в редкие случаи своих родных, но полностью проникся духом англичан. С самого малого возраста его воспитывали слуги и специально приставленные люди, а в редких случаях и отец, закладывая юному представителя герцогского рода, что он особенный! Что в его власти повелевать людьми! Диктовать им свою волю! Получать то, что он только пожелает! Деньги, женщины, лучшие артефакты, людей… Адам не знал слова «Нет!», а потому душой его завладел самый страшный из грехов. Гордыня.

Именно гордыня диктовала ему, как поступать с теми, кто делом, словом или даже упоминанием мог хоть как-то пошатнуть статус рода Нагор! И тем сильнее был гнев юноши, когда до него стали слухи о выскочке с Урала. Бездарный мусор, который по какой-то вселенной глупости появился в роду князей Потёмкиных, посмел сделать то, что не получалось у самого Адама. И речь не только о его предрасположенности к Свету, которой ранее славился только род Нагор. И не о том, что Потёмкин отличился в Хабаровске и походе, который возглавлял генерал Кутузов. Нет, нет, и ещё раз нет! Все успехи Потёмкина были лишь камнями, из которых выкладывалась ненависть Адама. Финальным же, маленьким камешком, устроившим