Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

Феодосием только после своего низложения[688]. Однако это предположение не выдерживает критики, поскольку Севир очевидным образом информировал Феодосия о готовности Анфима вступить с ним в общение еще до его низложения. После этого между ними произошел обмен синодиками. Тот факт, что эта уния не была поставлена в вину Анфиму во время Собора 536 г., должен объясняться тем, что переписка велась тайно, как об этом лично свидетельствует Севир[689]. Пассаж из Иоанна Эфесского, на который ссылается Э. Швартц[690], слишком короток и малосодержателен, чтобы подтверждать подобное предположение[691].

В марте 536 г. в Константинополь прибыл папа Агапит[692]. Он отказался встречаться с Анфимом из-за его якобы еретичества и стал настаивать на его низложении. 13 марта он уже рукоположил нового патриарха Константинопольского, по имени Мина[693].

Сразу же после своего низложения Анфим исчез и скрывался в течение долгого времени. В позднейших антихалкидонитских источниках распространилась легенда, согласно которой Анфим был спрятан Феодорой в ее дворце и оставался там в течение десяти лет, о чем не было известно почти никому[694]. Эту версию также считали достоверной многие исследователи[695]. Мы вполне уверены, что в данном случае речь идет всего лишь о легенде. По нашему мнению, хотя Анфим вплоть до смерти Феодоры и не появлялся на публике, однако продолжал активно действовать в русле императорской церковной политики, причем таким образом, что его можно с большой долей вероятности считать одним из инициаторов того, что впоследствии имело место на Вселенском Соборе в Константинополе в 553 г., а именно осуждения Трех Глав. Впрочем, остается неизвестным, дожил ли сам Анфим до этих событий.

К этой теме мы вернемся позднее, а именно в разделе, посвященном деятельности Иакова Барадея. Здесь ограничимся указанием на то, что перед своим «исчезновением» Анфим имел беседу с императорской четой, во время которой он сложил с себя знаки патриаршего достоинства[696]. Папа Агапит также свидетельствует, что низложение Анфима совместно санкционировали Юстиниан и Феодора[697]. Не обязательно лишь вежливость или этикет подвигли Агапита упомянуть императорскую чету вместо одного Юстиниана: его высказывание в данном случае можно рассматривать как указание на роль Феодоры в этом деле. Далее, это может служить доказательством того, что роль Феодоры не сводилась к однозначной поддержке севириан[698].

В конце апреля папа Агапит внезапно умер, низложив Анфима, анафематствовав Севира, Петра Апамейского и сирийского монаха Зору, который своей активной деятельностью производил волнения в Константинополе.

Через десять дней после смерти папы начался поместный Константинопольский Собор, который, в сущности, был созван лишь для того, чтобы придать папским решениям обязательный для Константинопольской Церкви характер[699]. По итогам этого Собора Юстиниан издал эдикт, придававший его решениям силу закона[700].

В этом эдикте от 6 августа 536 г. император подтверждал низложение и осуждение Севира, которое уже было произнесено над ним многими епископами и монахами[701]. Юстиниан запрещал ему пребывание в столице и в ее окрестностях, а также в любом другом крупном городе, предписывал ему тихое проживание в пустыни и отказ от всякой богословской деятельности[702].

Хотя Юстиниан и одобрил низложение Анфима, тем не менее он желал сохранить достижения своей прежней политики в качестве основы для дальнейших переговоров с антихалкидонитами. Это означало, что принятые раньше догматические постановления вновь должны были быть одобрены папой. С этой целью еще до Собора Юстиниан добился от Агапита подтверждения церковно-догматических постановлений, промульгированных в 533 г. и подтвержденных папой Иоанном в 534 г.[703] Одна из причин, почему Юстиниану потребовалось повторное подтверждение старых решений, по-видимому, заключалась в том, что санкция папы Иоанна была составлена в слишком общих выражениях, без упоминания основных пунктов императорского эдикта[704].

Однако прежде Юстиниан был вынужден представить папе собственное исповедание веры, содержавшее ясное изложение его позиции по отношению к учению о двух природах. В этом документе Юстиниан однозначно исповедовал свою приверженность учению о двух природах, как оно нашло свое выражение в «Томосе» папы Льва[705]. Это может служить указанием на то, что в это время, то есть в начале 536 г., учение о двух природах как раз обсуждалось с Севиром и что Севир, по всей видимости, проявил неуступчивость в вопросе признания «Томоса» папы Льва, а Агапит подозревал Юстиниана в том, что тот пошел в этом вопросе на уступку Севиру. Посредством послания Агапиту Юстиниан однозначно заверял о своей неизменной приверженности Халкидонскому Собору, которую папа считал возможным подвергнуть сомнению. Составление этого послания было также важно потому, что вопрос о двух природах во Христе в его халкидонской интерпретации в документах, составленных в 532–536 гг. с целью примирения с антихалкидонитами, намеренно был обойден. В качестве компромисса была предложена формула unus ex Trinitate passus est carne, которую сторонники Севира вполне принимали[706], а также частичное признание Халкидонского Собора, как Собора, осудившего ереси Нестория и Евтиха.

Учение о двух природах вкратце затрагивалось уже во время собеседования 532 г., однако тогда Юстиниан намеренно прекратил дискуссии на эту тему. Теперь же Севир, по-видимому, отказался от частичного признания Собора (что, в свою очередь, не способствовало ясному разбору вопроса о двух природах во Христе) и выдвинул свои возражения. Предположительно они были следующими: отвержение сочинений, принятых на Соборе, а также сочинений Феодора Мопсуестийского, впоследствии ставших известными как Три Главы, и отвержение «Томоса» папы Льва и его понимания учения о двух природах. Эти два пункта однозначно делали невозможным для Севира и, соответственно, для всех антихалкидонитов признание Собора.

Как следствие, перед Юстинианом и его сторонниками вставала фундаментальная задача — дать, наконец, богословское обоснование формуле папы Льва и примирить ее с богословием свт. Кирилла Александрийского, — задача, которая так и не была решена православными-халкидонитами за предшествующие восемьдесят с лишним лет со времени окончания Халкидонского Собора.

Глава V

Годы после Константинопольского

Собора 536 г. Переход к спору о Трех Главах

V.1. Спор о двух природах

Как уже было упомянуто, мы не знаем в точности, как проходили собеседования с Севиром и его приверженцами в Константинополе. Таким образом, мы вынуждены реконструировать их отчасти на основании косвенных указаний источников. В качестве материала для такой реконструкции может также служить дальнейший ход церковной политики Юстиниана, а точнее — способ решения им богословских проблем, вставших на повестку дня. Проблемы были следующие: во-первых, требовалось показать, что учение о двух природах в интерпретации, данной ему «Томосом» Льва, не противоречило христологии Кирилла