История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

И действительно, едва ли будет верным абсолютизировать союз Дионисия со Спартой. Реализация великодержавной программы Дионисия — распространение влияния на Адриатическом и Ионийском морях, захват выгодных торговых путей[457] и само по себе создание империи в бассейне Ионийского моря[458], — все это в конце концов неминуемо вело к охлаждению отношений тирана со Спартой. Не далек от истины Д. Кросс, который считал, что «беглец от власти Агесилая не мог найти более надежного убежища, чем при дворе Дионисия»[459].

Некоторые косвенные данные также убеждают нас в том, что появление Алкеты при дворе сиракузского тирана не было случайным. В этом отношении большой интерес представляет почетный декрет, который афиняне посвятили Алкете, сыну сиракузянина Лептина, за какие-то неизвестные нам заслуги (Ditt. Syll3., № 154). Ни у кого из историков не вызывает сомнений то, что в данной надписи речь идет о Лептине, брате сицилийского тирана и сиракузском навархе, который был известен своими симпатиями к Афинам[460]. По мнению К. Клоцша, Алкета еще до своего изгнания бывал в Сиракузах и его именем был назван сын Лептина, о котором и идет речь в упомянутом декрете[461]. Согласно Д. Кроссу, Лептин, желая почтить молодого молосского царя, союзника Афин, находившегося в изгнании, мог назвать его своим приемным сыном[462]. Правда, некоторые исследователи считают подобное толкование произвольным[463]. Как бы там ни было, все это указывает на определенные связи между молосской правящей династией и двором Дионисия.

Далее Диодор сообщает, что при помощи варваров-иллирийцев, которым Дионисий послал 2000 воинов и 500 греческих доспехов, молосские войска были разбиты, страна опустошена и Алкета вступил в Эпир (Diod., XV, 13, 2–3). Как метко отметил К. Клоцш, «по трупам тысяч своих соотечественников Алкета проложил себе дорогу к тронув[464]. К сожалению, этот пассаж Диодора оставляет много неясностей. Во-первых, мы не можем со всей четкостью представить, что было конечной целью политики Дионисия. Во-вторых, не ясно, имел ли место союз тирана с иллирийцами против Эпира. В-третьих, трудно понять, чем было вызвано последующее вмешательство лакедемонян в эпирские дела.

На все эти вопросы, сформулированные Г. Шмидтом, мы можем дать лишь приблизительные ответы[465]. Что касается иллирийцев, то для них, по всей вероятности, главной целью было не восстановление Алкеты, а возможность грабежа эпирской территории[466]. Последующее вмешательство лакедемонян привело к изгнанию иллирийцев, но Алкета остался на молосском престоле. Правда, другие источники ничего не сообщают об этих событиях, но большинство исследователей, рассматривавших данный вопрос, единодушны в том, что авторитетная фигура сиракузского тирана, стоявшего за спиной Алкеты, оказывала сдерживающее влияние на спартанцев[467]. Вместе с тем мы не имеем никаких оснований утверждать, как это делал К. Клоцш, что якобы в это время Алкета «наверняка вступил в спартанскую симмахию и изменил традиционную политику молосских царей»[468]. Этого не могло произойти даже временно: Афины всегда были политическим ориентиром для Алкеты.

После этих событий где-то на полтора десятилетия Алкета исчезает из наших источников. Думается, его положение после восстановления на престоле своего отца, достигнутое при помощи извне, не могло отличаться особой прочностью. Без сомнения, в этот период Алкет должен был улаживать свои внутриполитические проблемы. И хотя мы ничего не знаем об обстановке в Эпире в тот период, но, как станет ясно из дальнейшего хода событий, полностью решить внутриполитические проблемы Алкете не удалось.

В период правления Алкеты происходит возвышение тирана Ясона из фессалийского города Феры. В это время из-за успехов фиванцев Северная Греция освободилась от влияния Спарты. Ксенофонт, описывая могущество фессалийского правителя, указывает, что ему подчинялся и царь Алкета, и называет последнего ό έν τη’ Ηπείρω ύπαρχος (Xen. Hell., VI, 1, 7).

В реализации своей обширной внешнеполитической программы Ясон, вероятнее всего, отводил мало внимания горному Эпиру. Полное господство над этим регионом, сопряженное с большими трудностями, видимо, не входило в его планы. В то же время союз с эпиротами должен был обеспечить Ясону прочный тыл во время его возможных действий в Средней Греции или где-либо еще. Следовательно, этот союз должен был отвечать интересам Ясона. С другой стороны, поскольку Дионисий из-за разгоревшейся новой фазы борьбы с карфагенянами был вынужден уйти с головой в сицилийские дела (Diod., XV, 15), Алкета фактически остался без внешней поддержки. Так что в союзе с могущественным Ясоном молосский царь был заинтересован весьма сильно. Во-первых, этот союз имел яркую антиспартанскую направленность: и Алкета, и Ясон имели все основания опасаться спартанской активности на севере Греции. Во-вторых, в лице фессалийского тирана Алкета искал поддержку своим великодержавным планам внутри Эпира. При этом сам Ясон мог быть заинтересован в том, чтобы связанный с ним молосский царь распространил свою власть на весь Эпир: это было бы для фессалийского тирана лучшей гарантией безопасности от беспокойных племен этой области[469].

Как понимать выражение Ксенофонта ό έν τη Ή-πείρω ύπαρχος? Обычно греческий историк использует термин ύπαρχος для обозначения персидских сатрапов. Довольно остроумное предположение на этот счет выдвинул Г. Шмидт. По его мнению, это выражение Ксенофонта следует понимать не с точки зрения внешнеполитического положения Эпира, а именно с позиции его внутреннего развития. Алекта, должно быть, был не только царем молоссов (это само собой подразумевается Ксенофонтом), но и одновременно властителем Эпира, т. е. повелителем отдельных эпиротских племен. Назвать же Алкета, как полагает Г. Шмидт, эпирским царем Ксенофонт не мог, ибо это было бы явным искажением действительности; термин ύπαρχος отражал не столько вассальную зависимость от кого-либо извне, сколько не очень прочное, не «царственное» положение молосского правителя в Эпире[470]. Стоит заметить, что даже если какая-то зависимость Алкеты от Ясона и могла иметь место, то она была кратковременной и эфемерной.

Имя Алкеты и его сына Неоптолема несколько позднее мы находим в числе членов II Афинского морского союза (Ditt. Syll3., № 147). В тексте надписи после Алкеты и Неоптолема выскоблено чье-то имя, и Э. Фабрициус выдвинул предположение, что это было имя Ясона[471]. Одним из приводимых им аргументов является то, что Алкета и Неоптолем, будучи вассалами Ясона, не могли без него вступить в союз[472]. Э. Фабрициуса поддержал Р. Шуберт, утверждавший, что присоединение Алкеты ко II Афинскому морскому союзу было следствием вступления туда фессалийского тирана[473]. Против этого предположения выступил Г. Шмидт[474]. По мнению А. Шефера, «Алкета в поддержке Афин искал опору против Ясона»[475].

Примерно в 373 г. до