История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

Лидии Крез, отправив послов к разным оракулам, не забыл при этом и про Додону. «Отец истории» прямо указывает, что все они были греческими оракулами (Hdt., I, 46: ταϋτα μέν νυν τά ’ Ελληνικά μαντήια); и это свидетельство не оставляет сомнений в греческом характере оракула в Додоне.

Наличие племенных культов, сохранивших примитивные черты, скорее всего является пережитком родового строя. Общий культ племени часто был связан с каким-то из великих божеств, почитающихся далеко за пределами территории обитания данного племени. В горных местностях, подобных Эпиру, обычно почитались Зевс и Афина[421].

Многочисленные археологические находки, сделанные в Додоне, свидетельствуют о ее прочных связях со всей Элладой. Среди находок из Додоны большой интерес представляет бронзовый предмет, представляющий свернувшуюся кругом змею[422]. Надпись на нем гласит: Αισχρών Δι Ναίωι δώρον έστράτου άνέΰηκεν. Как считал Π. Μ. Фрэйзер, бронзовая змея являлась пожертвованием от имени акарнана из Страта Зевсу.

К. Карапанос описал 23 небольших культовых топора различных размеров, украшенных узорами[423]. Большой интерес представляет бронзовый топор округлой формы. Это единственный подобный экземпляр, найденный на Балканах[424]. Также в Додоне были обнаружены три булавы со спиралевидными концами. Целиком сохранились два прекрасных бронзовых браслета, от остальных до нас дошли только отдельные части — различные кольца в виде полумесяца. Этот список при желании можно было бы продолжить.

В более поздний период (V–III вв. до н. э.) Додонский оракул теряет свое значение, а в решении общегреческих вопросов большим авторитетом начинает пользоваться оракул Аполлона в Дельфах. Впрочем, несмотря на это, в эллинизации Эпира Додоне принадлежит видное место, так как именно ее связи с греческим миром были одним из важнейших факторов, способствующих превращению Эпира в составную часть Греции, вхождению его в сферу интересов греческих полисов, осознанию эпиротами себя составной частью греческой народности.

Становление Эпирского государства и реформы Тарипа

Становление молосской государственности, а также приобретение молоссами главенствующего положения в Эпире неразрывно связаны с деятельностью царей Тарипа и Алкета. Но античная литературная традиция сохранила и имя молосского царя Адмета, одного из предшественников Тарипа. Этот правитель является настолько загадочной и опутанной легендами фигурой, что некоторые исследователи отказываются считать его историческим персонажем. Так, С. Аккаме называл Адмета «полностью темной личностью»[425]. Р. Шуберт считал, что только с именем Тарипа связаны реальные исторические события, а все предшествующие персонажи имеют мифические имена и выдуманные деяния[426]. Э. Лепоре в своей работе вообще игнорировал Адмета и начинал изложение политической истории Эпира со времени Тарипа[427].

В нашем распоряжении имеются свидетельства Фукидида (Thue., I, 136), а также пассажи из биографий Фемистокла Корнелия Непота и Плутарха (Nep. Them., 8; Plut. Them., 24), связанные с Адметом, которые, как нам кажется, игнорировать полностью нельзя.

Историческая канва описываемых событий в общих чертах такова. Фемистокл, изгнанный из Афин, был вынужден бежать на Керкиру. Однако керкиряне не отважились защитить изгнанника от преследовавших его спартанцев и афинян. Поэтому Фемистокл отправился к молосскому царю Адмету. Произошло это примерно в 470 г. до н. э. Как следует из источников, в свое время Фемистокл чем-то обидел молосского царя и теперь, вынужденно направляясь к его двору, опасался мести (Thue., I, 136; Plut. Them., 24)[428]. Но в сложившихся условиях, как справедливо отметил Г. Шмидт, Фемистокл должен был опасаться преследователей больше, чем Адмета[429]. Когда афинский полководец прибыл ко двору молосского царя, Адмет отсутствовал, и Фемистокла приняла его жена (согласно Плутарху, ее звали Фтия). Видимо, зная об отношениях Фемистокла с мужем, она посоветовала афинянину сесть с ребенком царя около очага и просить о защите и покровительстве. Прибывший царь, увидев Фемистокла с сыном около очага, протянул беглецу правую руку и, таким образом, принял его (Nep. Them., 8). На основании того, что данный сюжет очень напоминает легенду о Телефе (а может быть, даже основан на ней), некоторые ученые считают сообщение о бегстве Фемистокла к молосскому царю выдумкой[430].

Несмотря, однако, на то что этот рассказ с течением времени явно приукрашивался[431] за легендарными наслоениями нельзя не увидеть реальных исторических событий. Как известно, Адмет отказался выдать Фемистокла эмиссарам из Спарты и Афин и отправил беглеца с надежной охраной к Пидне в Македонию. Отсюда мы можем сделать два важных вывода. Во-первых, Адмет явно не принадлежал к союзу греческих государств, ведущему борьбу с Персией[432]. Во-вторых, то, что Адмет не испугался отказать в просьбе посланцам двух самых влиятельных государств Греции, свидетельствует не только о том, что молосский царь свято чтил законы гостеприимства, но и был достаточно могущественным, чтобы постоять за себя в случае возможных посягательств извне. Таким образом, Адмет выступал как вполне самостоятельная суверенная сила. И даже если обида, нанесенная Фемистоклом молосскому царю, носила личный характер, ни у кого не вызывает сомнений то, что последний участвовал в некоторых общегреческих делах. Это говорит о том, что, по крайней мере, с начала V в. до н. э. молосские цари имели определенный политический вес в Греции.

Едва ли не решающее значение в процессе эллинизации Эпира как древние авторы, так и многие современные исследователи отводят реформам царя Тарипа (ок. 427/6–390 гг. до н. э.). В античной историографии фигура Тарипа, правда, теряется на фоне таких известных законодателей, как, скажем, Ликург или Солон. Подобное, на наш взгляд, незаслуженное отношение к молосскому царю можно объяснить двумя обстоятельствами: во-первых, более поздним временем проведения им реформ по сравнению с другими государствами Греции и, во-вторых, скудостью информации, хотя относительно реальности личности Тарипа никто и никогда сомнений не высказывал[433].

Античная историческая традиция, упоминающая о Тарипе и его деяниях, довольно скудна. Помимо сообщения Фукидида о детстве Тарипа (Thue., II, 80), мы располагаем сведениями из сочинений Юстина (Just., XVII, 3, 9–12), Плутарха (Plut. Pyrrh., 1) и Павсания (Paus., I, 11, 1)·

Первое упоминание о Тарипе мы находим у Фукидида при перечислении им участников похода спартанца Кнема в Акарнанию (Thue., II, 80). В то время Тарип был еще ребенком, регентом при котором являлся некий Сабилинт. В тот период молосские племена находились в числе сторонников Спарты и, соответственно, противников Афин. Однако Юстин сообщает, что молодой Тарип был послан в Афины на обучение (Just., XVII, 3, 11: Athenas quoque erudiendi gratia missus). Что это? Выдумка автора или отражение реальных событий?

Кажется, только В. Шван и Μ. Нильссон полагали сообщение об отправке наследника молосского трона в Афины фикцией и «данью моде», ибо Афины считались общепризнанным центром