Морские истории - Иван Степанович Исаков

о своем старом знакомом Шлиппе. Зачем не только сравнивать, но даже сопоставлять этих людей, если в одном из последних писем старого ветерана и инвалида флота есть такие строки:

«До сих пор люблю море! Часто летом езжу в гавань, и всегда море меня успокаивает! Остаюсь с искренним приветом. Ваш Н. А. Воронин».

Что сказать в заключение?

Перед нами два моряка русского флота почти одних лет. Одни — из остзейских дворян, другой — из крестьян Ярославской губернии.

Как не похожи они друг на друга.

У одного — непреодолимая тяга к флоту даже после многих перенесенных аварий и катастроф. У другого — все признаки хронической водобоязни после первого же вынужденного купания во время взрыва корабля.

Автор понимает, что рассказанные случаи обобщать нельзя. Болезнь лейтенанта Шлиппе, так же как и близкого ему Кирилла, вызвана психическим шоком, относительно которого на матросском диалекте прежде имелось специальное определение: «У их благородий кишка тонка». В подобной коллизии медицина помочь не может. Помогали Шлиппе друзья из Главного штаба, которые всегда переводили его на береговые должности, когда угрожала необходимость плавания.

Не случаен тот факт, что Шлиппе, поселившись на Шпалерной улице и избегая приближаться к мостам и набережным, благополучно прожил с 1904 по 1914 год, и, если бы не империалистическая война, он так бы никогда и не увидел нового моста через Неву.

Но кое-что поддается сопоставлению. А именно — ни один матрос, спасшийся с трех погибших эсминцев, не заявлял о своей неспособности служить на море.

Остается добавить, что ко мне не раз обращались литераторы и журналисты с просьбой указать на какого-либо замечательного моряка для замечательного сюжета.

Несколько раз приходилось давать адрес и записку к Воронину в Ленинград, по улицам которого он гуляет на старости лет, изредка выезжая в гавань. Но ничего из попыток изобразить старого марсофлота или выжать из него необычные «морские истории» так и не вышло. Пришлось отказаться от подобных попыток.

Скромный и немногословный Воронин никогда не был замкнутым или необщительным человеком — это хорошо знают «изяславцы». Такое впечатление могло создаться только у поверхностных собеседников, возможно, потому, что Николай Алексеевич не имел ни охоты, ни умения рассказывать о самом себе.

Невольно вспоминается восточный афоризм: «Тот, кто говорит, не знает! Тот, кто знает, не говорит!»

А ленинградцы могут гордиться тем, что по их улицам спокойной, старческой походкой прогуливается флотский инвалид, могут гордиться им, не добиваясь от него эффектных рассказов о пережитых «неприятностях».

———

ИСПЫТАНИЕ ЛАХУТИ

Это было почти традиционное плавание эскадры в южную часть Балтийского моря, которое ежегодно совершалось под флагом наркома обороны — маршала Ворошилова[54].

Обычно к концу осенней кампании в Кронштадт приезжал нарком и, проверив итоги летней учебы, проводил маневры, завершавшиеся «дальним» походом (по масштабам Балтики), вплоть до устья Кильской бухты. Помимо контроля за ходом учебной подготовки такие походы служили и другим целям, так как подобное плавание непосредственно после длительных и напряженных эволюций в процессе маневров являлось бескомпромиссным экзаменом по освоению и эксплуатации современной техники кораблей всех классов. Не меньшее значение имел самый факт появления советского Военно-морского флага в видимости наблюдательных постов прибалтийских буржуазных государств и на путях следования торговых судов почти всех стран мира.

Вот почему с первого до последнего дня эскадренного плавания скандинавская и германская пресса и радио непрерывно оповещали весь мир о скорости и курсах движения народного комиссара обороны СССР.

Причем это делалось не только по результатам скрытного наблюдения или якобы случайного появления на горизонте разведывательных самолетов, сторожевых и дозорных кораблей и даже подводных лодок с различными опознавательными знаками и кормовыми флагами, но и при посредстве политических и сенсационных передовиц и обзоров, специально состряпанных в редакциях официозных и партийных газет и журналов.

«Показать флаг» — старинный морской термин, применяемый много веков с самыми разнообразными целями, начиная с приветственного салюта, вплоть до военной угрозы, часто подкрепляющей устрашающий ультиматум.

Что касается ежегодных походов Балтфлота, то уже их периодичность, корректность в части прокладки курсов подальше от чужих территориальных вод без выполнения стрельб на видимости иностранных портов и баз, — все это подчеркивало самые мирные намерения Советского Союза в отношении своих соседей. Если же кому-либо не нравилась четкость походных порядков эскадры, ее скорость, явно видимая модернизация «Маратов» и появление с каждым годом новых кораблей любых классов, от крейсеров до подводных лодок, то... для них наркомовские походы были прекрасным способом мирного предостережения от военных авантюр.

Возможно, что, учитывая отчасти пропагандистское значение плавания, нарком обычно брал с собой на флагманский корабль двух или трех известных литераторов с тем, чтобы походная жизнь экипажей была освещена в центральных органах более интересно и значительно, чем это делалось штатными корреспондентами или кинооператорами.

В этот день, то есть 29 сентября 1936 года, на борт линкора «Марат» вслед за маршалом поднялись Всеволод Вишневский и поэт Абулькасим Лахути, возглавлявший секцию поэзии Союза советских писателей Таджикской ССР.

Если Вс. Вишневского (кстати сказать, бывшего в морской форме) как политработника запаса флота знали на кораблях почти все, то второй, Абулькасим Лахути — Кермапшахи (то есть происходящий из иранского города Керманшаха), был для нас всех дорогим гостем, но менее известным литератором, который представлял современную поэзию Ирана и Таджикской ССР.

Позже, вспоминая описываемую встречу, пришлось поинтересоваться личным архивом Вс. Вишневского, где на листе, относящемся к этому времени, была обнаружена следующая запись:

«29 сентября 1936 года

(Кронштадт, на «Марате»)

Штиль. Солнце.

Очень сильный внутренний подъем.

...Вижу какую-то закономерность — судьба быть с флотом...

Полдень...

Встречный марш на линкоре. Лахути и я на правом фланге штаба Балтийского флота. Нарком и сопровождающие подходят к линкору. Рапорты. Нарком обходит фронт командиров. Здоровается с Лахути и со мной. «Готовы служить и пером и винтовкой...»

30/IX-4/X

На маневрах Балтийского флота. Встречи и беседы с наркомом. Ежедневные записи...»

К смуглому, своеобразно красивому, сдержанному и скромному человеку в осеннем пальто и большой спортивной кепке было направлено общее внимание экипажа линкора, походного штаба, да и самого К. Е. Ворошилова. Однако повышенное внимание явно смущало поэта, который прилагал большие усилия к тому, чтобы никак не помешать или не стеснить чрезмерно любознательных хозяев. Причем если каждый хотел узнать по возможности больше и обязательно лично от легендарного революционера и поэта, о котором еще так мало было опубликовано на русском языке, то это тяготение наталкивалось, как на преграду, на еще более жадное стремление самого Лахути возможно больше узнать людей флота, экипаж «Марата», состав командования и поговорить о каждом из