Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Друг мой, вы даже и не знаете, какую услугу мне оказали доблестью своею.

А Фейлинг как вцепился в его руку и, крепко держа, отвечал ему со скромностью:

— Так что же, господин барон… Всякий бы… — было видно, что Хуго тронут визитом генерала, и его голос дрожал. — Не я один, не я один…

Тут были и другие члены семьи Фейлингов, в том числе и женщины. И, конечно, похвала прославленного военного была для Хуго очень ценна.

— Нет-нет, вы, именно вы — истинный герой, истинный рыцарь, — настаивал Волков и потом уже перешёл к делу: — Друг мой, есть ли у вас силы, чтобы рассказать, как было дело? Не хочу знать об этом со слов людей, которые в деле не были.

— Силы? — переспросил Фейлинг. — Есть, есть силы, я вам расскажу, но то было совсем быстро… Там особо и рассказывать нечего.

И он вспомнил, как его карета ехала по улице Арсенальной — генерал хорошо знал эту довольно узкую улицу, — вдруг закричал его кучер, карета встала, кучера, оказывается, ударили мечом, и он упал, также стали бить людей, что были на запятках кареты, и когда дверь кареты попытались открыть, то Курт Фейлинг того сделать не дал, а того, кто пытался отворить дверцу кареты, он несколько раз ударил по руке кинжалом. И тогда в другом окне кареты появилось лицо бандита, и графиня закричала, а потом уже появился и пистолет, и тот пистолет Хуго Чёрный успел схватить за ствол, и выстрел пришёлся выше графа, и тут же был ещё один выстрел, но и он ударил мимо, пробил крышу кареты, так как и его удалось отвести, на сей раз Курту, и тогда в окно кареты стали бить мечами, но так как в карете висел непроглядный пороховой дым, нападавшие не могли ничего в ней разглядеть, кололи во всё что попало, но тут уже графиня сбросила молодого графа на пол и упала сама на него, а Хуго и Курт стали отбиваться осмысленно, и Курту удалось ранить в лицо и шею ещё одного нападающего, что пытался заглянуть в карету, и тогда негодяи ушли. И вовремя, потому что к тому времени Курт уже был весь иссечён и истекал кровью, а ещё ему обожгло лицо выстрелом. Да и Хуго уже был плох, после того как получил два рубящих удара по руке, а после ему ещё прокололи грудь и плечо.

Тут барон понял, что ни лиц, ни тем более имен при таком раскладе Хуго вспомнить не сможет. И снова начал его хвалить и восхищаться, чем доставил главе дома Фейлингов видимое удовольствие, а заодно и смущение. Тут Волков уже пожелал ему скорейшего выздоровления, хотел было прощаться с ним и сказал, что также желает поговорить и с господином Куртом. Но Хуго его остановил:

— Господин барон, скажите, а как поживает граф, всё ли с ним теперь хорошо? А то графиня мне не пишет совсем.

— Ни единого письма не написала? — не поверил барон.

— Ни единого, — отвечал Фейлинг. — Видно, ещё не отошла от ужасов.

«Не написать ни единого письма своему спасителю… Это в духе Брунхильды! — Волкову тут даже стыдно стало за сестрицу. Ему-то она писала. И то письмо было на удивление ласковым. И тут же он подумал, что писала она ему лишь потому, что нуждается в нём, в его защите; случись что, надобность в нём отпадёт… — Она и мне писать не будет».

— Вы правильно то заметили, друг мой, — говорит барон Хуго. — Графиня не отошла от ужаса, всё ещё боится за сына, даже мне написала всего одно письмецо, перед тем как отъехать в Ланн.

— В Ланн? — удивился Фейлинг.

Генерал вздохнул:

— Племянница моя, Агнес, была у архиепископа и поведала ему о злодеянии, что произошло здесь, в Малене, с графом и графиней; и Его Высокопреосвященство сразу проникся несчастьем графини и писал ей, что ждёт её с сыном в Ланне, где обещает ей защиту и пансион.

— Курфюрст Ланна обещал графине приют? — о, сколько было тоски было в и без того слабом голосе Хуго Чёрного. Как будто в эту минуту у него отняли смысл выздоровления.

— Да, и она решила, что убийцам нанятых Маленами будет добраться до графа труднее. Думаю, как она обустроится там, она вам непременно напишет, друг мой, а пока ей не до того, сами понимаете, переезд — дело хлопотное и затратное.

— И она не сказала вам, когда думает возвращаться?

И тут Волков на него обозлился:

«Ах, что за болван-страдалец! Всё ещё надеется на что-то. Совсем не знает её. Совсем. И поделом дурню, если думает, что она ещё к нему вернётся. Если у архиепископа есть ещё мужская сила, Брунхильда уже знакомится с его опочивальней. И её не смутит, что он старик с подагрой, лишь бы был богат и надобен ей».

А сказал он Фейлингу иное:

— Друг мой, о том пока рано говорить; скажу вам лишь, что с Маленами лучше не шутить, вы и сами в том убедились. Может быть, вернётся сюда графиня совсем не скоро, а когда граф достигнет своего совершеннолетия. Когда придёт ему время вступить во владение своей собственностью.

— О Боже! — только и вымолвил Фейлинг.

— Ну, так вы о том не грустите, — говорит ему генерал. — То вам хороший повод скорее выздороветь и навестить графа и графиню в Ланне, — «А заодно привезти ей денег, она всегда в них нуждается».

— Ах, как вы правы! — воскликнул Хуго. — Да, конечно. А пока я напишу ей.

— Конечно, пишите. Пишите в Ланн, — кивает барон. — Уверен, она будет рада письму от вас.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Он не мог не посетить второго героя, который также пострадал в тот злополучный день, и посему после главы фамилии Фейлингов отправился к молодому человеку, которого знал уже давно.

По той комнатушке с маленьким окном, простой мебелью и узкой кроватью, что отвели Курту Фейлингу, генералу стало понятно, что ветвь рода, к которой принадлежит Курт, не самая влиятельная.

— О, господин барон! — молодой Фейлинг чуть приподнялся на локте, и генерал сразу понял, что этот человек в той схватке получил раны неизмеримо более тяжёлые, чем старший представитель этого рода.

— Друг мой, поменьше двигайтесь, — строго наказал ему Волков, увидав замотанную бинтами грудь молодого человека, — а на бинтах тех имелись бурые пятна.

«Со дня нападения сколько времени уже прошло? Месяц! А у него ещё грудь кровоточит. Вот уж кому досталось