Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

знаю: за неделю до того вопиющего случая приезжали из Вильбурга сюда два монаха. Братия то премудрейшие, я имел с ними беседу. Так вот, те монахи останавливались не в кельях наших, нашим скромным домом они пренебрегли. А о том, где они решили остановиться, они мне не сказали. Меня то удивило — что за нелепый секрет? И я тогда решил разузнать об их пристанище. Так вот, останавливалась они в доме Раухов. Ни много ни мало. А Раухи, из всех Маленов, стоят к титулу ближе всего.

— Раухи? — удивился генерал. — А не Гейзенберги?

— Полная фамилия того дома — Раух фон Мелендорф, — объяснил ему епископ. — Они из Мелендорфов последние. Старший из Раухов — дядя нынешнего графа, младший — брат отца его, и посему стоит он сразу за вашим племянником, а уже потом идут Гейзенберги.

«Ах вот как… Фамилия фон Раух фон Мелендорф… Значит, дядя…».

— А те монахи… — Волкову нужно было это знать, — от епископа были вильбургского?

На что отец Бартоломей развёл руками: ну, это уж вы сами думайте. И прежде чем генерал что-то произнёс, епископ продолжил:

— А на следующий день они уехали… Но вот что интересно… Казалось бы, в Вильбург надобно уезжать через северные ворота, а они уехали через ворота Крестьянские, — то были ворота восточные. — А через день они уже вернулись в Мален. А вот тогда они останавливались в доме Гейзенбергов и уже после, следующим днём, уехали по дороге на север.

— То есть ездили они на восток? Но земли Раухов на севере, значит, ездили они в поместья к Гейзенбергам? — может, Раухи и стояли к титулу его племянника ближе иных, но именно Гейзенберги были участниками и зачинщиками всех городских ссор и свар, первыми среди врагов Эшбахтов. И, может быть, самыми влиятельными соперниками в городе. В магистрате и совете Малена. Раухи, Гейзенберги, Займлеры, Ульберты… И это только те, кого из семейства Маленов он смог вспомнить… Те, кто проживал тут, в графстве. А те, кто жил в других местах? А ещё есть Малены вильбургские. Вся семейка самого герцога, к примеру…

«О Господь милосердный, несть им числа… Несть числа…»

И Волков отлично понимал, что всё герцогство — это их земля, их вотчина, и он для них всех всегда будет чужаком, безродным выскочкой, который приехал сюда и вдруг стал заявлять о каких-то своих правах. Генерал вздыхает: «Нужно достраивать замок».

И словно разгадав его мысли, его печаль, епископ и говорит ему:

— Уже знаете о том, что я послал госпоже Ланге серебро на новый храм?

— Знаю, знаю, — кивает Волков машинально, сейчас он думает о презлобной семейке и монахах, что приезжали из Вильбурга, может, поэтому забывая поблагодарить святого отца за столь дорогую посылку. — Госпожа Ланге мне те деньги показывала.

— Уж прошу вас в деньги длань не запускать, — продолжает отец Бартоломей, — то мои последние деньги, я ещё и занял для того, и занял под проценты с ваших долгов. Теперь я на год вперёд без денег буду.

«Напомнил… Молодец».

— Не волнуйтесь, Ваше Преосвященство… У меня всё считано, вы первый мой кредитор, всегда про вас помню…

Генерал смотрит на епископа. Да, так и есть, его первые кредиторы — его первые друзья. Епископ и Кёршнер дали ему больше всего денег взаймы, вот теперь поп и напоминает про то. Впрочем, отец Бартоломей большой молодец. Но всё равно Волков интересуется, он и так уверен, но хочет услышать ответ:

— Вы про нападение на сестру в проповедях воскресных говорили?

— Говорил, говорил, — успокаивает его епископ, — расписал как злодеяние наизлейшее. Имён не называл, но и так всем всё понятно было, паства негодовала, маленького графа и графиню все жалели, жёны иные плакали. Фейлингов за героев городских почитают. Гейзенберг как раз на проповеди был, лиловый сидел, — епископ смеётся, — представился бы случай, так заколол бы меня прямо там, на кафедре.

— А вы зря смеётесь, — серьёзно говорит ему генерал, допивает дурное вино, отставляет стакан и повторяет после: — Зря смеётесь, Ваше Преосвященство.

После этого разговора он заехал к одному знакомому ювелиру и купил серёжки. Небольшие, красивенькие, с интересным камушком.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Кёршнеры, сыновья и их жёны, дочери и зятья, узнав, что приехал их знаменитый родственник, к вечеру собрались в доме главы семейства. Их можно было понять: в недлинной истории этой богатой фамилии недавнее нападение на родовую резиденцию было первым. И теперь, по сути, виновник того нападения был тут. Также все собравшиеся хотели знать, что будет дальше. Это, пожалуй, было главным их интересом. Кёршнеры волновались, и генерал видел это. Для него, выросшего — по сути, возмужавшего — на войне, этот случай с нападением на дом являлся мелкой ночной стычкой, каких в его жизни были десятки и десятки… Но для этой купеческой фамилии… несомненно, это было большое событие.

Волков сие понимал, и хотел своих друзей взбодрить и успокоить.

Он взял маленькую Урсулу Вильгельмину, а так как девочка не хотела слезать с рук дедушки Иеронима, так и уселся с нею за стол, что был уставлен закусками и винами. Женщин из залы попросили. Два старших сына Кёршнера, несколько других мужчин фамилии, двоюродные братья, племянник и зятья, сам глава фамилии, Волков и ротмистр Рудеман — всего за столом было одиннадцать мужей. И тогда барон начал разговор.

И говорил с Кёршнерами. Он их хвалил, удивлялся храбрости и мужеству хозяина дома, который не растерялся, организовал оборону дома, вызвал подмогу и отбился от наскока бригандов.

— Откуда в невоенном человеке столько военного ума? — говорил генерал, и от его слов Дитмар Кёршнер пунцовел щеками, и делал глубокие вдохи от волнения. — Не понимаю, видно, природный ум главы семейства так широк, что и военное дело постиг играючи, едва на то надобность случилась.

— Да, да, да… — сыновья и племянник, конечно, кивали, полностью соглашаясь с дорогим гостем. — Батюшка, он у нас такой.

Потом генерал всячески успокаивал Кёршнеров, и тут почувствовал, что кроме его успокоений, семейству ещё нужны хоть какие-то гарантии, что подобное никогда не повторится и к тому же не останется безнаказанным.

Отец девочки, что притихла на коленях генерала, положив на плечо дедушки Иеронима ангельскую головку, так и спросил у Волкова, хотя влез тем вопросом вперёд отца и старшего брата:

— Когда же будет отмщение?

Это был тот же самый вопрос, что задал ему Курт Фейлинг, только сказанный чуть иначе. Нет. Молодёжь из фамилий Кёршнеров и Фейлингов не искала мира, она жаждала войны, ответа на дерзость и… и