Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

и рассредоточенные население и ресурсы сельской России сделали такое сотрудничество относительно редким. Сельские попечительства могли легко распасться в результате потери важного покровителя или болезни пастыря либо из‑за разногласий между прихожанами[636].

Межприходское сотрудничество в российских городах было организовать гораздо проще из‑за физической близости городских приходов друг к другу и текучести состава их прихожан. В 1909 году настоятели семи различных церквей Китайгородского благочиния Москвы подали в консисторию просьбу об учреждении «семиприходского попечительства»[637]. Это обстоятельство, а также доступ к большему кругу богатых жертвователей позволили приходским попечительствам играть гораздо большую роль в религиозной жизни городов России, чем на селе. Некоторые городские попечительства смогли организовать сложную благотворительную деятельность, расширив свои услуги за пределы собственного прихода и заручившись поддержкой покровителей по всему городу. В 1901 году попечительство на Арбате в Москве открыло богадельню, приходскую школу и недорогое жилье – и все это в одном трехэтажном здании, построенном на приходской земле[638]. Примеры сотрудничества благотворительных объединений разных приходов можно найти не только в таких больших городах, как Москва и Тверь, но и в небольших, таких как Торжок в Тверской губернии[639]. Однако в промышленных центрах попечительства играли особенно важную роль в системах социальной поддержки из‑за острых нужд рабочих-мигрантов, утративших связи с сетями социальной поддержки в своих селах.

В Москве к началу 1890‑х годов приходские попечительства действовали в 39 храмах, то есть в каждой шестой церкви[640]. Многие из них были организованы специально для заботы о промышленных рабочих, что заявлено в их учредительных документах. В 1904 году попечительство в Тверской-Ямской слободе Москвы разместило 14 обедневших семей на верхнем этаже и 20 сирот мужского пола на нижнем этаже здания, купленного специально для устройства приюта для обедневших промышленных рабочих и их семей[641]. Масштабы благотворительной помощи, оказываемой приходами Москвы городской бедноте, были гораздо меньшими, чем у организаций, спонсируемых государством, таких как Городское попечительство о бедных, которое ежедневно обеспечивало питанием 1500 безработных[642]. Однако приходские попечительства были ценны из‑за постоянной помощи конкретным людям, которую они могли оказывать в сотрудничестве с общинами и меньшими группами взаимопомощи. Например, попечительство московской церкви Иоанна Предтечи на Пресне вносило 276 рублей в год на помощь рабочему потребительскому кооперативу в закупке продуктов питания[643]. Что еще более важно – осведомленность местных священников и прихожан помогла свести к минимуму эксплуатацию благотворительных учреждений профессиональными нищими и заняться теми, кто не желал или не мог обратиться за помощью самостоятельно[644]. Таким образом, сети взаимопомощи некоторых городских приходов использовали те же преимущества, которыми пользовались сети епархиального уровня.

Успех приходских попечительств в крупных городах продемонстрировал ценность этого института для социальной миссии церкви и для отношений между мирянами и клириками. Однако исключение мирян и их попечительств из «церковной собственности» фактически изолировало эти городские приходы от епархиальной сети и ограничило их возможности устанавливать связи с членами других приходов в религиозном контексте. Городские прихожане действительно оказывали благотворительную помощь сельским приходам, но для этого им требовалось посредничество епархиальной бюрократии. В 1909 году, например, два московских мещанина доверили Тверской консистории государственные облигации в размере 1000 рублей для своего бывшего прихода в сельской местности[645]. К 1914 году в Московской епархии насчитывалось 194 приходских попечительства[646]. 108 из них поддерживались 112 приходскими церквами Москвы, что составляло почти половину из 252 городских приходов Москвы[647]. Однако остальные были гораздо более редко распределены среди остальных 1120 приходских храмов вне губернского центра[648].

Хотя миряне при синодальной системе никогда не могли получить автономный контроль над приходской собственностью, Синод все же пытался интегрировать прихожан в епархиальные сети духовенства. 18 ноября 1905 года было издано определение об устройстве приходской жизни и пастырских собраний. Теперь священникам разрешалось приглашать до 12 взрослых прихожан для образования церковно-приходского совета и тем самым для «участия в заведовании церковным хозяйством»[649]. Характер и степень этого участия оставались неясны. Но было ясно, что Синод желает расширить деятельность приходских объединений типа попечительств: «В Церкви Божией первое общение христиан, за пределами семейного союза, бывает вокруг храма и около пастыря церковного… И ныне благочестивые люди в братствах и церковно-приходских попечительствах находят осуществление такого общения, объединяясь для взаимопомощи в делах благотворения, веры и благочестия и являя крепкий духовный оплот против внешних, чуждых вере и истинной Христовой свободе, течений. Но не везде такие попечительства и братства существуют»[650]. Определение не только предоставляло приходскому духовенству широкую свободу созыва пастырских собраний на всех уровнях епархии, о чем говорилось в главе 2, но и поощряло участие в этих собраниях мирян: «Синод благословляет созываемые, по мере необходимости, пастырские собрания в пределах благочиний, уездов и епархий для обсуждения возникающих вопросов пастырской деятельности, с предоставлением, если представится надобность, приглашать в эти собрания и мирян из числа лиц, входящих в состав церковно-приходских советов, приходских попечительств и братств»[651]. Несмотря на новые призывы кадетской партии предоставить приходу самостоятельный юридический статус с контролем над церковными податями, определение от 18 ноября подтвердило статус прихода как элемента духовной сферы[652]. И все же синодальная администрация явно надеялась интегрировать руководителей приходской общины в управление как приходами, так и епархиями. Хотя высшая власть, как всегда, принадлежала епархиальному архиерею, приходскому священнику была отведена роль быть инициатором и руководителем процесса вовлечения прихожан в управление церковным имуществом.

Между тем приходские священнослужители инициировали другой способ интеграции мирян в свои епархиальные сети. В 1906 году, в докладе тверской консистории один протоиерей утверждал, что только включение церковных старост в состав епархиальных съездов позволит духовенству облегчить растущие требования прихожан, касающиеся учета их приходских пожертвований. Другой священник выдвинул эту идею перед Московским епархиальным съездом 1908 года, предполагая, что включение в состав участников съездов церковных старост, а также низшего духовенства могло бы обеспечить более эффективное церковное налогообложение на благо всей епархии[653]. В конце концов Синод в 1909 году издал указ по этому поводу в ответ на давление со стороны Думы. При разработке закона о финансовой поддержке приходского духовенства думский комитет утверждал, что, если приходское духовенство получит некоторое облегчение от своего финансового бремени, прихожанам следует предоставить право голоса в «вопросах церковного хозяйства» путем включения старост в состав местных и епархиальных съездов. В принятом постановлении Синод пояснил, что подобная практика имела место в восьми епархиях с 1906 года и теперь должна распространиться на все епархии[654]. Московское