Леонид Андреев: Герцог Лоренцо - Павел Валерьевич Басинский

оно. Как страшны и печальны были тогдашние мои сны! В них преследование, ненависть, пустые залы, по которым я убегаю от чего-то ужасного, а оно гонится за мною и топает ногами, одиночество и страх, страх!

…Дует порывистый, сильный ветер, и море уже не только шумит: оно ревет тысячью пастей, и косматые, высокие волны с таким очевидным бешенством лезут на землю, перегоняют друг друга, сшибаются в водопаде снежных брызг, гневно рычат – что даже жутко становится… Жутко и приятно. И на берегу сейчас хорошо сидеть и гулять, и я сидел бы и гулял, если бы ты была со мной…

Да, хорошо я люблю тебя, моя родная, и в том, что могу так хорошо любить и что отвечают мне такою же хорошей любовью – в этом счастье. Бесконечно близка ты мне, и нет для меня в мире другой женщины, другого человека, ближе тебя и дороже. Ты – одна. Мир кишит людьми, но ты – одна.

И последнее, что мне приходит в голову, – мне очень грустно без тебя…

Можно бесконечно цитировать это письмо, как и другие, написанные Леонидом Шурочке из Карлсбада.

В них почти нет прежнего Андреева, кроме разве едких и забористых оценок его соседей по даче – литератора Николая Тимковского и адвоката Павла Малянтовича. Единственное содержание этих писем – бесконечное объяснение в любви.

Слава

В сентябре 1901 года, сразу после возвращения Андреева с Рижского взморья, выходит его первая книга.

В сборник вошли десять рассказов из “Курьера”, “Журнала для всех” и “Жизни”: “Большой шлем”, “Ангелочек”, “Молчание”, “Валя”, “Рассказ о Сергее Петровиче”, “На реке”, “Ложь”, “У окна”, “Жили-были” и “В темную даль”. Автор долго колебался по поводу своих имени и фамилии – какие-то они слишком простые! Другое дело – Горький, Скиталец… Искал себе звучный псевдоним, но не нашел.

Оставил как есть. Леонид Андреев.

Еще до того, как лечь в клинику, он сговорился с издателем Иваном Сытиным. Сытин предлагал за издание книги 350 рублей. Не успев до больницы подписать договор, Андреев оставил доверенность редактору “Курьера” А.Я.Фейгину, а Фейгин то ли забыл, то ли поленился закончить дело, то ли Сытин не спешил связываться с начинающим автором… Пока это тянулось, Андреев получил письмо от Горького:

Жулик и сукин сын этот ваш издатель, ибо он вас обобрал бессовестно и безжалостно. Так действуют лишь мои приятели ночами, в глухих улицах, но они действуют так потому, что жрать хотят, а ваш издатель – сыт, стало быть, он по природе своей грабитель, да! Не пожелаете ли вы продать рассказы ваши мне, я даю вам всю прибыль с них и сейчас же – 500 р.? Дикий вы чёрт, вот что! Буде вы на мои условия согласны и никаких бумаг с издателем не подписывали – телеграфируйте немедля. Сейчас же дам вам денег, если надо…

Чучело вы огородное! Как это можно – позволять разным жирным клопам питаться кровью вашего сердца? Давить их надо!

В результате сборник вышел в издательстве “Знание” тиражом 4 000 экземпляров по цене 80 копеек. В посвящении говорилось: “Посвящаю эту книгу Алексею Максимовичу Пешкову. Л.Андреев”.

Горькому она понравилась:

Книжка – вкусная. Это настоящая литература. Вы же – молодец. Прочитал я всю книжку и – выпил одну бутылку вина ценою в три целковых за ваше здоровье. Потом приятели пришли, почитали – выпили еще несколько за русскую литературу.

Книгу оценили и читатели. Первый тираж разошелся за два месяца. Второе издание (8 000 экз.) раскупили за две недели. Затем вышло еще девять переизданий общим тиражом почти 50 000. Для России, где 80 % населения было неграмотным, это был огромный успех! Леонид Андреев стал знаменитым и преуспевающим литератором.

В 1910 году в автобиографической справке он сдержанно напишет: “Сейчас я материально обеспечен”.

“Жемчужинка моя!”

Непростая история добрачных отношений Леонида и Шурочки имела счастливое разрешение. Десятого февраля 1902 года они обвенчались в церкви святого Николы Явленного на Арбате.

Посаженым отцом был писатель Николай Телешов. Перед этим Андреев отправил ему письмо, из которого легко понять, в каком возбужденно-радостном состоянии он находился:

Милый друг. Будь моим отцом! Будь моим посаженым отцом. Свадьба моя 10-го (через три дня), в воскресенье. Посторонних – никого, одни родственники – попросту… Будь моим отцом!.. Я прошу тебя: будь моим отцом! Если таковым быть окончательно не можешь, то приезжай в качестве друга. Доставь мне радость, приезжай. И еще раз прошу тебя: будь моим отцом! Твой друг и сын Леонид Андреев. Будь моим отцом. Церковь: Никола Явленный на Арбате. Будь моим отцом!

“Свадьба была очень веселая, – вспоминал Телешов. – Леонид Николаевич был как-то внутренне радостен и необыкновенно покорен. Что ему говорили, то он и выполнял, без возражения, что называется – без оглядки, и с удовольствием. Были и танцы. Андреева заблаговременно научили танцевать, и он танцевал вальс, польку и кадриль. Между прочим, подойдя ко мне и глядя с улыбкой на танцующие пары, сказал:

– А что, отец, если всю нашу Среду[35] выучить танцевать?.. Представь себе: вот так же, как эти, вдруг затанцуют – Вересаев, Белоусов, Ванечка Бунин… В вихре вальса вдруг несется мрачный Скиталец… или Мамин-Сибиряк с своей трубкой и с дымом… Очень занятно! Ты только вообрази!”

Шурочка добилась своего. Леонид сильно изменился. Прежде всего он бросил пить и на всех банкетах пил только нарзан, шутливо называя это “холодным пьянством”.

Но и она изменилась. Из гордой и строптивой Шурочки стала “дамой Шурой”, как шутливо назвал ее Горький.

Все писатели, общавшиеся с семьей Андреевых на заре его литературной карьеры – Горький, Телешов, Вересаев, Скиталец и другие, – в один голос отмечали исключительную преданность Леониду его жены. Но брат Андреева Павел, знавший Шурочку несколько раньше, замечал в ней и “неприятные”, по его мнению, черты – “самоуверенность, переходящая иногда даже в самонадеянность, тон судьи, решающей все безапелляционно, иногда резкость в тоне”. В дальнейшем, пишет он, “эти недостатки в ее характере так смягчились, так были подавлены, затенены ее положительными сторонами, что на всех, кто бы с нею ни сталкивался, она производила всегда самое хорошее впечатление без какого-либо нарочитого желания понравиться”.

Накануне свадьбы случился конфуз, изрядно испугавший родственников со стороны невесты. На квартире Андреева жандармы устроили обыск. Искали письма Горького, который за свою революционную деятельность не раз попадал под следствие. Но нашли только письма