Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

М.: Эксмо, 2020

Известный политтехнолог, социальный психолог и популярный блогер Алексей Рощин предлагает рассматривать особенности российского социального устройства и политической жизни через призму многолетнего советского опыта воспитания «нового человека». «Огромная государственная машина – а ведь в мире „совка“, собственно, кроме нее, ничего и не было, – крутилась 70 лет, утюжа поколение за поколением, производя из „человеческого материала“ нечто новое и невообразимое!» Рощин полагает, что этим усилиям сопутствовал успех, нового человека действительно удалось создать и все наши беды и проблемы есть следствие того, что в нашей жизни доминирует именно этот, искусственно выведенный социальный тип – «совок». В этом причина того, что в России люди «как-то на удивление толерантны к огласке различных случаев террора в отношении мирных граждан, садизма, пыток в милицейских отделениях и тюрьмах». Все скандалы, связанные с пытками, убийствами детей и т. п., «носят у нас чисто медийный характер, то есть, как правило, начинаются в прессе и в ней же, как правило, и заканчиваются». Все это – выученная беспомощность, связанная с тем, что «новый человек, по мысли архитекторов светлого коммунистического завтра, должен спокойно сидеть дома и, скажем, пить чай, никак не реагируя на плач и крики замерзающих прямо у него под окнами почти раздетых в мороз односельчан».

Большевики, утверждает Рощин, целенаправленно уничтожали в людях «эмпатию – способность к чувству, к восприятию чувства других людей». И это научение не прошло даром: «в нашем социуме закрепилось убеждение, что всем тем, кто находится в конфликте с государством „рабочих и крестьян“, то есть „политическим“, просто нельзя сочувствовать». Советская власть всеми силами пыталась избежать пробуждения способности к сочувствию! В момент опалы вокруг тех, кто попал под каток госмашины, тут же образуется безвоздушное пространство. Этому способствовали регулярно проводимые Компартией общественно-политические кампании по борьбе с очередными «врагами». Каждые полгода миллионы молодых мужчин с надежно блокированной способностью к эмпатии обществу поставляла призывная советская армия, вся основанная на институте «дедовщины». Подавление чувств нужно потому, что если нет эмоций – нет и мотивации, а если нет мотивации – нет и действий. Таким образом, выжигание эмпатии имело целью исключение возможности неподконтрольных власти коллективных действий. Единственное чувство, культивируемое советской властью, – это садизм, поэтому так много садистов было – и остается – в наших структурах власти.

Сегодня жители нашей страны неслучайно не демонстрируют приверженности идеям демократии. Более того, они совершенно не хотят сами управлять собственной жизнью! Постсоветское общество – это общество, которому с огромным трудом даются простейшие социальные усилия и движения, а координация между частями социального организма практически отсутствует. Такое общество «или вообще не движется, или движется хаотично и куда-то не туда». Все управление происходит помимо воли людей, оно строится не снизу вверх, а сверху вниз – и носит абсолютно внешний по отношению к людям характер. Этот принцип организации автор называет «оккупационным». Любое участие в общественных организациях носит здесь принудительный и обязательный характер, сама цель таких организаций – не реализация интересов их членов, а контроль государства за ними. Такие организации строятся по принципу «советской демократии», суть которой – «единогласное голосование „за“, причем за единственного возможного кандидата, заранее одобренного „сверху“». За поддержкой и одобрением кандидаты идут не к рядовым участникам, а к руководству, ведь «начальством делает только начальство».

Всенародная любовь в таком обществе достается не демократичному и толерантному начальнику, а наоборот, самому жесткому, безжалостному и кровавому. Ярчайший пример такого вождя – Сталин. И, напротив, «если совначальник известен тем, что стремится „отпускать гайки“, „разводить демократию“, а то и вообще – давать свободу… то поистине нет таких проклятий, которые не произносил бы денно и нощно в его адрес неблагодарный народ». Угнетатели – в почете, а освободители внушают лишь презрение. В чем дело? Автор обращает внимание на «вертикаль власти». При оккупационном управлении ни один начальник не является самодостаточным, над ним всегда есть другой начальник, от которого он всецело зависит. И работа этого начальника – «следить за всем, что делают нижестоящие, и, в случае чего, вмешиваться». Демократизация приводит к тому, что контроль сверху над низовым начальством ослабляется и простой человек оказывается полностью в его власти, без всякой надежды на «укорот» сверху. Для «совка» начальник-демократ поэтому видится просто лентяем, отлынивающим от своих обязанностей. Эти «недобросовестные работники, решившие заставить совершенно посторонних людей – нас! – делать бесплатно то, за что самим им платят деньги». Зато вождей, занимающихся «ручным управлением», наш человек воспринимает в высшей степени благожелательно.

Советское наследие также делает людей беззащитными к любым «теориям заговора», то есть конспирологии. Дело в том, что «сама политическая реальность СССР была бесконечно обманчивой. Устройство политической системы, каким оно было описано в сталинской Конституции СССР, ни в малейшей степени не соответствовало тому, как была устроена политическая система на самом деле». Советский человек отлично знал, что все эти «президиумы верховного совета» и «советы народных депутатов» – не более чем пышная бутафория. Настоящая же власть находится в других местах – но говорить об этом вслух ни в коем случае нельзя! Поэтому «совок» никогда не верит написанному и сказанному и везде ищет второе дно. Именно это толкает его в объятия всевозможных конспирологов… Рощин видит главным качеством «совка» страх, а основным способом его выживания – приспособление и адаптацию. Легче всего просто «затеряться в складках местности». Увы, в наше время это становится все сложнее. Что же делать в такой ситуации? Этого «наш человек не знает. У него нет на этот счет никаких выработанных поведенческих стереотипов. Объединяться, формулировать свои интересы, отстаивать права, требовать – все это жутко непривычно и пугает». Вот и стоим на месте…

Светлана Феоктистова, Автандил Цуладзе

Россия – СССР – Россия: мифология власти

Опыт управления на местах

Ханты-Мансийск: Региональный институт управления, 2010

Известный российский исследователь мифологии власти Автандил Цуладзе и его коллега, социолог из Рязани Светлана Феоктистова написали прекрасную книгу, соединившую теоретический анализ традиционной и современной мифологии российской власти с практическим исследованием ее применения в истории Рязанской области второй половины XX века (начиная с известного «коровьего дела» 1950-х годов и последующих событий). Альянс теоретика и практика – нечастое явление – на этот раз сработал на отлично! Благодаря проведенной работе многое становится понятным не только в нашем прошлом, но и в сегодняшнем дне. Подход, реализуемый в книге, – это деконструкция распространенных мифов о России. Интересно, что наши мифы обычно ходят парой: так, мифу