Ривалдис: Владыки - DeN TaN

Лицо Эльриона вспыхнуло. Аура на миг стала огненно-алой, почти чёрной от ярости, но тут же побледнела до молочно-серого испуга.

— Как она смеет даже думать забрать мою Аларию! Только с ней я расслабляюсь душой и телом … Или она знает про нас? Но откуда? Королю нельзя иметь связи с эльфийками своего дома. Это запрещено. Если узнают — лишусь всего.

Он пристально вгляделся в лицо Ардолинн и, не обладая даром чтения мыслей, всё понял. Она знает.

— Пришла пора поменять Свет Эльдории, — жёстко подумал Эльрион. — Тем более сейчас, когда Первый дом ослаблен и почти разрушен. Этот союз мне больше не выгоден. Проследить, чтобы ни с кем не общалась. Приставить стражу.

Ардолинн, осознав, что выдала себя, заговорила сбивчиво и поспешно:

— Нет, не Алария… Её зовут Элария, из Четвёртого дома. Мне её рекомендовали, я уже говорила с ней. Прошу прощения, память на имена у меня очень плохая.

— Или не знает?..

Она пыталась унять предательски колотящееся сердце, ожидая ответа. Король вновь расплылся в дежурной улыбке, а аура его стала светло-голубой, с лёгким оттенком мятного облегчения. Ардолинн тихо выдохнула.

— Конечно, дорогая, ты можешь взять любую служанку, какую пожелаешь. — Он мягко, но твёрдо указал на дверь. — А теперь оставь меня одного, мне нужно поработать.

Эльфийка низко поклонилась и на всё ещё ватных ногах покинула зал.

Отойдя от дверей, она замерла в тени колоннады, решив дождаться Аларию. Просто посмотреть ей в глаза. Что король нашёл в этой девочке такого, чего не было в ней? Или он и правда взял Ардолинн лишь ради укрепления власти? Думать об этом было невыносимо.

Король не зря торопился выпроводить её: не прошло и пяти минут, как в коридор впорхнула юная эльфийка. Она шла легко, грациозно, слегка подпрыгивая на ходу. От неё исходил яркий, рубиново-красный цвет любви.

Заметив Ардолинн, Алария замедлила шаг. Цвет её ауры изменился, стал более сложным тёмно-пурпурный с вкраплениями ядовито-зелёного злорадства. Мысль прозвучала ещё ядовитее:

— Когда же король, наконец, вышвырнет эту? Он никогда её не любил. Только меня.

Она озорно подмигнула застывшей Ардолинн, и обрывки мыслей, долетевшие до сознания, ранили ещё сильнее:

— Эльрион смеётся над её верой в Фолиандреля… Обещал взять меня в жёны, когда разберётся с непокорными и отменит старые дурацкие законы. Король всегда говорит, я озаряю дворец куда ярче.

Ардолинн почувствовала на губе кровь, лишь когда та уже начала невыносимо ныть. Она прокусила её почти насквозь. Глаза застилали слёзы обиды и унижения, но внутри разгоралось пламя гнева и жажды справедливости.

Эльфийка не знала, что ранило сильнее: интриги или интрижка. И то, и другое било по самому больному. Если жестокий план короля разрушал веру в учение Фолиандреля и истинный путь эльфов, то его связь с Аларией — и её вызывающий взгляд — ранили Ардолинн как женщину, растоптав чувства и любовь.

Долго она сидела в своих покоях, представляя, чем сейчас заняты сейчас король и его юная фаворитка. Возникающие картины жгли изнутри.

Душа и сердце требовали мести — разрушить планы Эльриона. Но сил у неё не было: она не умела воевать. А годы, проведённые спутницей короля, не оставили рядом никаких союзников. У неё не было ни друзей, ни близких.

Может, главы Высших домов смогут оказать сопротивление? Иллиан поможет с ними связаться. Бояться было уже поздно: если Эльрион что-то заподозрил, от неё избавятся в любом случае.

Выход из дворца находился рядом с её покоями, но Ардолинн выбрала дальний путь — мимо королевских апартаментов. Проходя мимо, она не сбавила шаг, но до неё всё равно донеслись громкий, довольный смех Эльриона и игривое, ласковое урчание Аларии. От этого стало лишь больнее — но шаги решительнее.

Быстро дойдя до Первого Высокого дома, она в нерешительности застыла у порога. Входить или нет? О её визите тут же доложат королю. Но о возможных будущих встречах с главами домов ему сообщат ещё быстрее — а здесь, возможно, она сможет найти хоть какое-то убежище. Сделав глубокий вдох, она вошла.

Поток воспоминаний обрушился на неё с первым же шагом под знакомые своды. Всё здесь было знакомо — и в то же время чуждо. Она помнила этот дом иным — или это прошлое уже стёрлось за долгие годы?

В этой комнате она пряталась в детстве. Здесь рыдала, узнав, что родители пропали без вести. А в том зале радовалась, когда король выбрал её из всех эльфиек, пообещав стать ей опорой и спутником.

Но все эти мечты разбились о холодный прагматизм Эльриона. Он делал лишь то, что помогало удержаться на троне. Их союз был лишь частью расчёта. А она выдумала себе глубокую и чистую любовь.

Чем больше Ардолинн анализировала их отношения, тем сильнее корила себя за слепоту. Любовь застила глаза, и самые очевидные вещи она не замечала или списывала на сан возлюбленного. Король редко поддерживал её, никогда не утешал, не говорил о чувствах. Зато к себе требовал постоянного внимания и ласки.

Какая же я дура, — разозлилась сама на себя эльфийка, сжимая кулаки.

Ардолинн думала, что просто блуждает по дому, но ноги сами вынесли её к покоям Иллиана. Задержавшись у двери, она сжала кулаки, затем подняла дрожащую руку и постучала тихо, почти неслышно.

Дверь отворилась мгновенно, будто её уже ждали. На пороге стоял лекарь — в тех же белоснежных одеждах, с лёгкой усталостью в уголках глаз, но взгляд его был ясным и внимательным.

— Ардолинн? — его брови чуть приподнялись. — Ты так быстро придумала название для моего эликсира? Говори же скорее!

Но затем он заметил её опущенные плечи, пустой, ушедший в себя взгляд — и голос его смягчился, стал тише и глубже. Мягко, но настойчиво Иллиан взял её за локоть и ввёл в комнату, притворив дверь. Другим не нужно было видеть её сломленной.

Не говоря ни слова, он просто обнял её — крепко, по-дружески, но без жалости, одной рукой прижимая к себе, а другой гладя по волосам. Ардолинн задышала прерывисто, сдавленно, а потом разрыдалась — тихо, но так, что слёзы текли ручьями, пропитывая ткань его одежды. Вся накопившаяся боль, горечь и предательство вырывались наружу. Она вжалась в его плечо, ища опоры, которой так долго не было.

Сколько они так простояли — она не знала. Но когда рыдания наконец стихли, и она отстранилась, плечо Иллиана было мокрым насквозь.

— Садись, — тихо сказал он и пододвинул