Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

место для решения государственных задач, творить суд, исполнять наказания, поставлять в армию рекрутов и следить, чтобы ни один дворянский недоросль не уклонялся от выполнения своих обязанностей. Но, как иногда образно выражаются, Россия была полицейским государством, которому сильно не хватало полиции. Достаточного числа хорошо подготовленных (или худо-бедно натасканных) бюрократов в Петровскую эпоху не имелось для нормального функционирования государства, стремящегося воевать и нуждающегося в большой, хорошо вооруженной и тщательно экипированной армии. Чиновников не хватало бы, даже если бы Россия была сопоставима по размерам с другими европейскими государствами, а в стране, разбросанной по гигантским просторам до Тихого океана, их тем более трудно было набрать за сравнительно короткое время. Поэтому функции бюрократии отчасти брал на себя помещик-крепостник. Он не только пользовался правом взимать оброк со своих крестьян, но должен был обеспечивать контроль за всем тем, что получало от крестьян государство. В случае массового неповиновения, а также для сбора недоимок или поставки рекрутов можно было привлечь армию, но в ситуации, не требовавшей экстраординарного вмешательства военной силы, должный порядок поддерживался помещиком и его небольшим бюрократическим аппаратом (управляющий, старосты и т. д.).

Таким образом, крепостное право являлось не только системой эксплуатации одного класса другим, на что обращают внимание марксисты, но и системой организации функционирования государства. Нравится нам петровское государство или нет, оно не могло отказаться от крепостничества. Зачем ломать то, что хорошо работает? А исходя из реалий Петровской эпохи, реалий России как отстававшей в своем развитии окраинной европейской страны и задач, которые ставились перед ней государем, система крепостного права работала хорошо. Подчеркнем: исходя из реалий той эпохи. Поэтому комплекс связанных с крепостничеством проблем, которые ужасали прогрессивно мыслящих людей в первой половине XIX века, совсем не волновал Петра. Он с легким сердцем оставлял в наследство своим преемникам большие проблемы, полагая, по всей видимости, что для них найдутся оптимальные решения.

Бей своих, чтоб чужие боялись

Петровские преобразования во многом не устраивают нас, когда мы глядим на них из нашего времени. Мы не узнаем в петровской модернизации то, что принято считать модернизацией, — движением к модерну, к современности, рынку и демократии, открытости и толерантности. Однако Петровские реформы абсолютно не устраивали и значительную часть его современников. Для них, как и для нас, он был странным человеком, но не потому, что стремился в неясное будущее, а потому, что стремился на совершенно конкретный Запад — в мир еретиков, проклятых «латын», «лютеров», и «кальвинов». Недаром многие считали Петра Антихристом.

Проблема противостояния консервативной части старого московского общества с реформаторской его частью возникла не при Петре. Она вызревала на протяжении всего XVII века, поскольку Запад проникал в Московию вместе с наемниками, приглашенными для реорганизации старого войска, для построения полков иноземного строя. По всей видимости, новшества не нравились многим, но организованное сопротивление им могла оказать лишь церковь как единственная структура, заинтересованная в максимальном сохранении традиции и объединявшая на этой основе консерваторов. Церковь не привечала иноземцев в Москве, настаивая на том, чтобы они проживали отдельно, в Немецкой слободе. Церковь решительно возражала против того, чтобы наше православное воинство возглавляли генералы-иноверцы. Церковь противилась тому, чтобы в Москве строили храмы иных христианских конфессий. И конечно, церковь активно противилась покушениям на ее деньги и имущество, в то время как Петр на них посягал в поисках средств для восстановления армии после «Нарвской конфузии».

В конечном счете Петр радикально реформировал православную церковь, упразднив патриаршество и поставив священников под управление Священного синода, которым фактически сам и руководил через посредство обер-прокурора. Многие исследователи считают церковную реформу самой важной и наиболее радикальной реформой Петра, хотя в массовом сознании она занимает второстепенное место по сравнению с такими понятными народу преобразованиями, как создание новой армии, строительство флота и учреждение коллегий для управления страной. В самом деле, именно церковная реформа Петра может считаться в полной мере модернизаторской даже при взгляде на преобразования той эпохи из нашего времени. Формально мы не видим прямой связи между церковной реформой и тем, что принято считать крупнейшими достижениями Петра, — созданием империи, завоеванием Ижорской земли и Балтии. Царь, похоже, руководствовался принципом «бей своих, чтоб чужие боялись». Ослабляй церковь, чтобы ослабить военных противников. Бери в плен внутреннего врага, чтобы в конечном счете пленить врага внешнего.

Главным результатом церковной реформы оказались ее долгосрочные последствия. Жесткое давление на церковь помогло российским реформаторам в будущем осуществить преобразования. Можно сказать, что само формирование реформаторских групп элиты через несколько поколений после Петра стало следствием церковной реформы и связанных с ней обстоятельств. Царь подчинял церковь, чтобы она не мешала ему заимствовать зарубежный военный опыт, а также опыт государственного строительства и опыт строительства кораблей, которым обладали лишь «лютеры» и «кальвины». Но вышло так, что подчинение церкви сработало на долгосрочную перспективу, поскольку при бесправном в государственных делах священстве легче стали устанавливаться тесные культурные связи между Россией и другими странами Европы, облегчились поездки иностранцев с запада на восток для участия в российских преобразованиях и наших людей с востока на запад для обучения тому, как эти преобразования следует осуществлять.

Церковь, в отличие от государства, по природе своей консервативна. Государству для выживания регулярно следует обновляться. Если оно не будет делать свою армию более эффективной с учетом опыта хорошо воюющих соседей, эти соседи рано или поздно придут с завоевательными целями и слабую армию разобьют. Для выживания церкви, напротив, всякие обновления опасны. Если ей удастся не допускать на свою территорию проповедников иных конфессий, паства будет следовать старым добрым традициям, не впадая в ересь. Если же проповедники придут, они, в отличие от мастеров по «ремонту» армии, флота и государства, оттянут от традиционной церкви какую-то часть паствы.

Характеризуя церковь как консервативный институт, я ни в коей мере не стремлюсь расставлять знаки: что положительно, а что отрицательно, что хорошо, а что плохо. Можно вспомнить, как в Московском государстве православная церковь, будучи в целом институтом консервативным, обладала правом печаловаться пред государем за сирых и убогих. Временами это делало ее ограничителем царского деспотизма, что ярко проявилось, например, в годы опричнины. Но меня в данной книге интересуют не этические моменты (это особая тема), а проблемы развития. И обсуждать проблемы консерватизма я буду именно с этих позиций.

О том, к каким последствиям может привести страну успешно функционирующая рядом с государством консервативная церковь, показывал в XVII столетии пример Испании. В позднее Средневековье испанские города успешно развивались, не уступая в целом городам Франции и Англии и явно опережая города