Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

и наряду с податной реформой увенчало комплекс осуществленных им преобразований. Но последовательность действий не обязательно должна была быть именно такой. Необходимость комплексных преобразований Петр, скорее всего, осознал раньше, раньше мог появиться и Синод, но логически церковная реформа завершает комплекс петровских преобразований, поскольку именно ослабление церкви как института формировало общие условия для всех вестернизационных действий царя. Хотя для него, как и для многих других политических деятелей России, Запад не всегда был примером, чрезвычайно важным оказалось то, что вестернизации отныне перестали бояться. Вестернизация с петровских времен стала одним из возможных механизмов осуществления преобразований. Не экстраординарным, не еретическим, не шокирующим православное население, а именно одним из нормальных и возможных. После Петра политический деятель мог быть настроен на то, чтобы укреплять контакты с Западом или ослаблять их, но в любом случае он руководствовался своими и государственными интересами, а не сложившимися в давние времена ментальными установками. После Петра русский мыслитель мог стать условным западником или условным славянофилом, но отношения этих интеллектуальных течений между собой не являлись борьбой одного верного течения с другим, еретическим. После Петра идеи, вырабатывавшиеся новой эпохой, стали значить для русского общества больше, чем идеи, выработанные давней традицией. И это стало важнейшим условием всех перемен: от таких позитивных, как Великие реформы, до таких разрушительных, как русские революции.

Альтернатива седьмая. «Злой» Петр против «доброго» Федора

Как минимум со времен княгини Дашковой — знаменитой подруги императрицы Екатерины II — идет спор о том, был ли Петр Великий объективно необходим для величия России или можно было добиться позитивных результатов в развитии страны, не применяя особой жестокости. Нафантазировать можно любую альтернативу Петру, и все же спор этот не так уж оторван от жизни. Дело в том, что Петр Алексеевич стал царем потому, что в очень раннем возрасте умер его старший брат Федор Алексеевич, правивший совсем недолго, но успевший за время пребывания у власти провести такую важную реформу, как отмена местничества. Что было бы с Россией, если бы Федор оказался крепче здоровьем? Существовала ли федоровская альтернатива петровскому курсу? Некоторые историки (например, Андрей Богданов) настаивают на том, что она была.

Для того чтобы разобраться с альтернативой, следует принять во внимание два важных момента. Во-первых, когда реально началась вестернизация Московии. Во-вторых, какие проблемы реально волновали государей XVII — XVIII веков.

Вестернизация началась, конечно, не при Петре. В той или иной мере желание использовать западный опыт для построения армии проявлялось на протяжении почти всего XVII века. Вместе с интересом к армейским вооружениям и построениям приходил интерес и к другим аспектам западной жизни. Поскольку вестернизация в той или иной мере шла при Михаиле Федоровиче, Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, невелика вероятность, что заимствование западного опыта при каких-то обстоятельствах сошло бы на нет.

Но следует подчеркнуть, что если сегодня мы ценим в делах давно минувших дней приобщение к западной культуре, распространение знаний и обычаев, характерных для цивилизованных стран, повышение эффективности экономики и ограничение деспотизма, то для современников первостепенное значение имели боеспособность армии, сражающейся с соседями, и работоспособность бюрократии, снабжающей армию деньгами, рекрутами, боеприпасами и провиантом. Вестернизация понималась и Федором, и Петром совсем не так, как понимаем ее мы.

Как показал опыт XVII века, сформировать мощную армию России было трудно из-за отсутствия достаточных ресурсов, точнее из-за неспособности выкачать из народа необходимые для повышения боеспособности ресурсы. Поэтому если в целом вестернизация могла идти и без Петра, то способность московских государей продвинуться на Запад, побеждая таких сильных соперников, как шведский король, вовсе не была гарантирована. Соответственно, если «петровская модернизация» в нашем понимании — это приобретение широкого круга накопленных западными странами знаний, то она худо-бедно шла бы и без Петра. Если же Петр ассоциируется у нас в первую очередь с полтавской победой, созданием флота, основанием Петербурга, присоединением Ижорской земли и Балтии, повышением репутации России в Европе, то ничто из перечисленного не было гарантировано объективным развитием страны. Все это требовало огромных ресурсов, а выкачивание их из народа требовало от правителя невероятной энергии и, увы, изрядной жесткости.

Каждый читатель может сам для себя решить (исходя из своего понимания исторических задач страны), способен ли «добрый царь» решить задачи, посильные «злому царю». Впрочем, ко всем этим рассуждениям следует добавить еще один важный момент. Культурный разрыв православного мира с католическим и протестантским серьезно осложнял любые заимствования в ту эпоху, когда религиозность очень много значила для людей. Вестернизировать православную Московию было труднее, чем католическую Польшу, хотя обе страны находились далеко от центров экономического, политического и культурного развития Европы. Новшества, которые для католиков были именно новшествами, православные люди могли воспринимать в качестве ереси, поскольку шли они от «латын», «лютеров» и «кальвинов», от которых ничего хорошего верующий человек ждать не мог. Если Московское государство в XVII столетии настраивалось постепенно на реформаторский лад, интересуясь заимствованиями, то православная церковь все более проявляла консерватизм, препятствуя по мере сил даже принятию на военную службу иностранцев, полагая, что чуждые по духу люди будут не столько способствовать победам нашего оружия, сколько искушать люд православный еретическими соблазнами.

Петр жестко ограничил влияние церкви на государство. Значительно более жестко, чем его отец Алексей Михайлович, отстранивший от патриаршества Никона. Вряд ли иной традиционно сформировавшийся государь православной Руси мог устранить патриаршество как институт, создав для управления церковными делами Синод и подчинив его самому себе с помощью специального чиновника, названного обер-прокурором. Но без этой реформы окно, прорубленное в Европу, превратилось бы, скорее всего, в форточку.

Миф седьмой. О том, что пришел Петр и все испортил

В середине XIX века, когда петровские времена были уже далеко, дщерь Петрова Елизавета давно почила в Бозе и даже матушку Екатерину, начертавшую на Медном всаднике «Petro primo — Catharina secunda», изрядно подзабыли, появились в России славянофилы. Возлюбили они не столько славян (тем более что никаких славянофобов в России не было, а были западники, тоже любившие славян, но по-своему), но те допетровские времена, когда солнце было ярче, трава зеленее, вода мокрее и немцы скромнее. Славянофилы скептически относились к немецкому влиянию, которое началось с Петра. Они полагали, что у нашей Святой Руси есть особый путь развития, соответствующий склонностям нашего народа, а всякое чуждое влияние может народ испортить. Ну, может, не всякое, поскольку от греков из Византии шло к нам издревле влияние православное — славное и правильное. Но от злых и жестоких германцев трудно было чего-либо правильного и славного ожидать. А Петр с ними подружился, гулял и выпивал, носил