Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин

разочарования в марксизме и перспективах демократизации нашей страны все более широкое распространение получает в России иной подход. Утверждается, что рабство (или, скажем мягче, бегство от свободы) в принципе свойственно нашему варварскому обществу. Это его, так сказать, вековая культурная особенность. Иногда говорят, что она стала следствием долгого татаро-монгольского ига, приучившего людей юлить, подличать, подхалимничать, отказываться от своей гордости и попыток непосильной борьбы за свободу. Иногда ссылаются не на внешние, но на внутренние проблемы: говорят, что наша рабская культура стала следствием формирования репрессивного государства Ивана Грозного с опричниной, пытками, казнями и такой жестокостью, которая сделала совершенно бессмысленным всякое сопротивление самодержавной тирании. Причем, согласно данному подходу к проблеме, отказ от свободы свойственен был всему русскому обществу, а не только крестьянству, поскольку даже князья и бояре стали, по сути, царскими холопами, отказавшимися от чести и достоинства, не боровшимися за сословные права и униженно именовавшими себя Петрушками, Ивашками и Матвейками в подаваемых государю челобитных.

Данный подход к проблеме срабатывает не лучше марксистского. Он никак не объясняет, почему крепостничество, наряду с русскими землями, утвердилось, скажем, на землях польских, где шляхта за свои права боролась активнее, чем любое другое европейское дворянство. Польша не страдала от татаро-монгольского ига, не имела тиранов типа Ивана Грозного, да и других причин для формирования всеобщего рабства не имела. Тем не менее подавляющее большинство населения, каковым является крестьянство, жило в условиях, похожих на российские. Не объясняет данный подход распространение крепостного права на немецких землях, находящихся восточнее Эльбы, где со временем демократия утвердилась, что опровергает тезис о вечной культурной предопределенности тех или иных народов к рабству. Получается, что оно существует для одних групп населения и не существует для других, оно широко распространено в одни эпохи, но не распространено в другие, оно может при неблагоприятных условиях возвращаться, скажем, в виде гитлеровской нацистской деспотии, а затем, при смене условий, быстро уступать место современной демократии.

В общем, все это делает чрезвычайно сомнительным тезис, согласно которому на Руси рабство вошло в плоть и кровь всего народа, да так там навсегда и осталось. Надо искать иные объяснения, причем в исторических исследованиях найти их нетрудно. В предыдущей главе уже говорилось о том, что при Петре крепостное право сохранялось по вполне понятным рациональным причинам и ни марксистские, ни культурные соображения здесь ни при чем. Нам надо найти объяснения возникновения крепостного права в допетровскую эпоху, и в поиске этих объяснений придется пойти не совсем привычным путем. Для начала потребуется отойти от экономической истории, непосредственно связанной с крепостным трудом, политической истории, связанной с утверждающим крепостничество государством, и истории культуры, исследующей разные ментальности. Нам придется обратиться к истории военной, хотя, на первый взгляд, она далека от интересующих нас проблем.

Какой металл нужен для огнестрельной революции?

На исходе Средневековья в разных странах Европы энергично искали возможности трансформировать традиционно существовавшие, но действовавшие не очень эффективно армейские формирования. Вести войну по старинке становилось все труднее, особенно если потенциальный противник уже приступил к реформе армии. Быстро устаревавшие войска относились к одному из двух возможных в феодальную эпоху видов, и оба обладали существенными недостатками.

Народные ополчения хорошо сражались в то время, когда целые народы «специализировались» на набегах, грабежах и разбое. Кочевые племена, кормившиеся лишь тем, что могли отнять у робких оседлых тружеников, вырабатывали у себя военные навыки наряду с агрессивностью и жестокостью. Но отказ от разбойного образа жизни и переход к спокойному методичному труду на полях или в городских мастерских принципиально все менял. При необходимости крестьянина или ремесленника мобилизовывали на защиту родины, но толку от него в бою не было. Он не имел своего оружия, не практиковался в стрельбе в мирное время, не обладал нужной физической силой и уж точно не обладал искусством фехтования или сражения на мечах. По всей Европе — от Франции на западе до Руси на востоке — народные (земские, городовые) ополчения стали со временем привлекать к военным действиям лишь в кризисной ситуации, в дополнение к феодальным армиям. Профессионально сражаться в Средние века могли только благородное сословие (знающее лишь меч, но не орало) и те небольшие дружины, которые аристократы содержали на свои средства. Однако с этими военными структурами тоже возникали проблемы.

Теоретически вассалы обязаны были являться по призыву своих сеньоров на смертный бой, поскольку держали от них землю. Но на практике могли не явиться. Могли намеренно опоздать на поле боя. Могли, наоборот, уйти до начала важнейшего сражения, ссылаясь на то, что обязаны за землю служить лишь определенное число дней в году. Могли привести ослабленные дружины, ссылаясь на отсутствие средств для содержания воинов. Могли устраниться от конфликта двух сеньоров, ссылаясь на то, что часть земель они держат от одного из них, а часть — от другого. В общем, гарантии боеспособности ни одно феодальное войско не давало. Применительно к русским землям историки обычно не используют слова «феодал», «сеньор», «вассал» и т. д., но суть проблем боеспособности была примерно той же, как и на западе, где процветал феодализм. Наш младший князь мог в определенный момент запросто оставить без подмоги старшего, поскольку тот, мол, в прошлом плохо с ним обращался. Кроме того, и на западе, и на востоке в подобном войске существовали проблемы тактики и дисциплины. Благородные господа сражались обычно кто как умеет, стремясь не столько к достижению общего результата, сколько к поединкам, в которых можно было взять пленника и впоследствии отдать его за хороший выкуп.

Примерно с XIV века все более перспективными становились войска нового типа — наемные. Отдельные наемные отряды существовали и ранее, но их потенциальные наниматели, включая государей, были слишком бедны для того, чтобы платить жалованье большому числу солдат. Раздача земель вассалам и мобилизация ополченцев представляли тогда более реалистичные методы организации армии, хоть они и обладали отмеченными выше недостатками. Ситуация стала меняться в основном в связи с формированием богатых торговых городов, жители которых могли позволить себе нанять частную военную компанию вместо того, чтобы самим становиться в строй и рисковать жизнью, не умея сражаться. Эффективность такого подхода к военному делу становилась постепенно все более очевидной и для государей, стремившихся изыскать любые ресурсы для создания наемных армий. Они собирали парламенты для обсуждения с представителями народа вопроса о том, кто и сколько может дать денег на оборонные нужды. Если на территории страны имелись богатые города и знать, обладавшая деньгами (скажем, благодаря расположенным на ее земле рудникам), государи могли трансформировать армию.

С каждым новым