Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

фруктов. А еще огромное внимание к деталям. Видно, что человек не получал художественного образования, но малейший штришок на рисунке не от балды, а сделан с проникновением. Видно, что каждое движение для него очень важно.

Р: Штрихи часто пересекаются под прямым углом, образуя решетку. Опять решетка, но он называет ее то решеткой разума, то решеткой условностей. Я пока не очень понимаю, что Алексей имеет в виду.

Р: На рисунках проступает строение легких и сердце. А еще что-то наподобие цепи.

Р: А я думаю, что в живописи не все поддается вербализации, не все формулируется в слове, иначе не было бы симфонической музыки или живописи Кандинского. Я думаю, что живопись надо воспринимать, как музыку, целиком: душой и сердцем, а не натужно разгадывать символы, навязывая автору то, чего он, возможно, совершенно не имел в виду.

У: Полностью разделяю эту точку зрения. Тем более что готовое произведение уже не принадлежит самому автору. Оно отчуждается от создателя и начинает жить своей судьбой. Коль скоро оно трогает зрителя, слушателя, читателя, то непременно включает его сотворчество. Тогда высекаются всё новые смыслы, которых не было в первоначальном замысле. В этом таинство подлинного искусства. Да, искусство прежде всего обращено к чувствам человека.

Тем не менее предлагаю вернуться к попытке понимания метафоры решетки. Не буквально к тюремной решетке, а к решетке разума или решетке условностей, ибо для Алексея эти понятия синонимичны. В живописи, впрочем, как и в жизни, нужно что-то чувствовать, а что-то пытаться понять. Одно не исключает другого, тем более когда речь идет о разуме. Сложнейшая и обоюдоострая тема.

С одной стороны, «сон разума рождает чудовищ». Вспомните офорт Франсиско Гойи из цикла «Капричос». Иными словами, полное отключение рассудка раскрепощает в человеке животные инстинкты и возбуждает низменные страсти, которые родились в нас до рассудка (отсюда – «предрассудки»). Они до поры дремлют в подсознании человека. Истекший век с его пролитыми потоками крови продемонстрировал гибельность распространения агрессивного антиинтеллектуализма, который с равным энтузиазмом навязывали тоталитарные режимы, сцепившиеся в кровавом клинче.

Но, с другой стороны, разум – это та решетка условностей, которая ограничивает сознание человека привычными рамками, препятствуя постижению нового, прорыву в неизведанное. В конечном итоге решетка условностей тормозит прогресс. Смотря на мир сквозь такую решетку, мы рискуем вовремя не заметить новые планетарные угрозы и вызовы, а следовательно, вовремя не найти адекватные ответы на них.

У сорокалетнего пожизненного заключенного нашлось, по иронии судьбы, время и место глубоко обдумать эти серьезные вопросы, поставив знак равенства между решеткой разума и решеткой условностей. Как держать в хрупком равновесии чувства и ум, взаимно проверяя одно другим, – задача из задач, которая не имеет однозначного окончательного ответа, но требует постоянной мобилизации всех творческих сил человека.

Простите за затянувшийся монолог, но я обязан был прояснить то, что вызвало у вас вполне понятные затруднения в понимании.

Р: Спасибо. Это многое проясняет в тексте писем. Но чем пристальнее я вглядываюсь в графические работы Алексея, тем сильнее у меня растет желание, которое может выглядеть нескромным.

У:?

Р: Я бы хотела ответить на работы Алексея своей графикой, вступив с ним в творческий диалог.

У: А вот это уже разговор взрослого человека! Это более чем достойно – отвечать на творчество творчеством. Такое общение «поверх барьеров» (Б. Пастернак), от сердца к сердцу, думаю, принесет радость Алексею, коль скоро твои рисунки будут ему пересланы Л. Е. Улицкой. Кстати, и другим участникам проекта этот путь диалога с заключенным не заказан. Было бы желание.

На этом завершился четвертый «Четверг». Он знаменовал собой начало нового этапа работы над проектом: прорыва в творчество. Заявка серьезная, но она продиктовала необходимость паузы. Хорошо, что наши художники уже заряжены и приступили к работе. Но для подобного включения юных филологов и историков требуется дополнительное время, за которое они смогут глубже вникнуть в суть переписки, а главное – подробно ознакомиться с кругом авторов, тексты которых стали предметом напряженного диалога между писателем и заключенным. Необходимая пауза как нельзя кстати совпала с длинными новогодними каникулами. У ребят высвободилось время, а необходимой литературой я их обеспечил.

Перерыв оказался продуктивным и для меня самого. Он помог выявить дополнительные педагогические возможности проекта, позволяющие оказывать точечную психологическую помощь нуждающимся в ней молодым людям, даже если они уже окончили школу.

Разговор на запретную тему

Интернетный слух о проекте прошел по сети, к которой были подключены недавние выпускники, не утерявшие связь со школой. Поэтому я не удивился, когда на пороге моего кабинета нарисовалась выпускница, которая выразила желание как-то поучаствовать в заинтересовавшем ее деле. Свое желание она мотивировала тем, что учится на факультете журналистики одного из престижных вузов столицы. И кому, как не ей, включиться в журналистское расследование. Так она, не ведая о подробностях, определила суть проекта, сведя его задачу к тривиальному расследованию положения заключенных в эстонских тюрьмах. Нет нужды винить девушку в поверхностном представлении о сути, целях и задачах многопланового педагогического проекта. Их сегодня так учат на факультетах, резко очерчивая виды журналистики.

По соображениям педагогической этики не буду подробно описывать внешность недавней выпускницы. По виду – сущий цыпленок, этакий очкастый Лунтик – персонаж мультипликационного сериала: доброе существо, родившееся на Луне и упавшее с нее на Землю. В школе она вызывала симпатии одноклассников, но при этом всегда была крайне напряжена. С огромным трудом ее изредка удавалось вывести на сцену в школьных постановках. Соглашалась она только на эпизодические роли. Мои аргументы в пользу развития артистизма, качества столь необходимого настоящему журналисту для установления доверительного контакта с героями будущих публикаций, действовали лишь отчасти.

Причина невероятной зажатости девушки была мне ясна. Понятна мне одному, поскольку одна из ее мам под страшным секретом раскрыла мне тайну их семьи. Девушка жила с двумя мамами, да-да, в однополой семье, и панически боялась, что ее семейные обстоятельства окажутся известны одноклассникам и их родителям, после чего станут предметом всеобщего обсуждения-осуждения. Удивляться этим затаенным юношеским страхам не приходится. Увы, в нашей стране и тогда, и сегодня бушует гомофобия. В годы ранней юности нынешней студентки я не решался открыто обсуждать эту проблему со старшеклассниками. Признаюсь откровенно, меня сковывали опасения получить обвинения от родителей учащихся в пропаганде гомосексуализма, в покушении на наши исконные нравственные ценности, которые якобы целенаправленно пытается порушить злокозненный Запад. Добавим к этому многонациональный состав учащихся школы, среди которых немалую часть составляют семьи выходцев с Кавказа, где к гомосексуальным отношениям существует ярко выраженное негативное