Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

препятствие любви наступает тогда, когда не остается никаких препятствий. Иными словами, когда наступает физическая близость. Об этом он пишет в эссе «Счастье»: «…достаточно было взять за руку, чтобы быть счастливым. Сдержанность вернула чувству напряженность, которой, кажется, даже в первые дни не было. Я стал уступать порыву только тогда, когда невозможно было не уступить, – и относился к нему, как к дыханию, которое должно пройти через флейту, чтобы стать музыкой. <…> Во времена всеобщего раскрепощения, в том числе и в чувственной эротической сфере, нам больше всего не хватает не фальшивого казенного пуризма предшествующей эпохи, с его внешними запретами и ограничениями, а тонкого инструмента, той самой флейты, рождающей музыку любви. Точнее – воли настраивать себя как инструмент счастья»[61].

Для ребят полное откровение: оказывается, о таком можно открыто разговаривать!

Вторая тема сближения – это, разумеется, школа. У Алексея школа вызывает ассоциации с гнилостным запахом половой тряпки. Запахи и звуки, смутные ощущения прошлого прочно закрепляются в эмоциональной памяти. Увы, у многих людей школа породила негативные, травмирующие ассоциации. Почему? В основе – воспоминания детства о насилии. Психологическом – со стороны учителей. И физическом – со стороны одноклассников. Сегодня мы называем это буллингом. Оказывается, он был всегда. Только сегодня он по большей части перенесся в интернет. Почти каждый школьник в той или иной форме сталкивался и сталкивается с этим явлением. И здесь есть о чем откровенно поговорить. Повторяю: запретных тем не существует. Вопрос лишь в том, кто и как эти темы поднимает.

Легко заметить, что в первый «Чистый четверг» в разговоре солирует учитель, обнажая поля сближения, помогая подросткам узнать себя в Другом. Но постепенно педагогу надо уходить в тень. Выступив в роли триггера, своего рода спускового крючка, запускающего процесс возвышения молодого человека, педагог должен постепенно сокращать свое вмешательство в процесс саморазвития молодых людей. Необходимо постоянно помнить, что мировоззрение, в отличие от навязываемой извне идеологии, человек вырабатывает сам и только сам.

«Четверг» второй: расширение горизонта

Как и следовало ожидать, второй «Четверг» расширил горизонт обсуждения переписки. В центре внимания старшеклассников был вопрос о личной ответственности человека, оказавшегося в объективно неблагоприятных обстоятельствах, за свою судьбу.

Родители Алексея расстались, после развода мать оказалась с двумя детьми на руках и невыплаченным кредитом за квартиру. Алексей, старший среди братьев, пытался устроиться на работу, но не смог этого сделать. Тогда и пошел на первое преступление. Позже пробовал поступить в вуз, но высшее образование стало преимущественно платным. Дальше все пошло и поехало в известном криминальном направлении. Вопрос: можем ли мы винить (или оправдать) человека в подобных обстоятельствах?

Напомню, личная семейная драма Алексея разворачивалась в начале девяностых в Эстонии, где развитие дикого капитализма с его первоначальным накоплением происходило стремительнее, нежели в России. Но сюжет зацепил ребят. Почему? Потому что девяностые годы прошлого века для всех нас – не прошедшее время. И сегодня в нашей родной школе более четверти детей живут в неполных семьях. Разлад в семье тяжело переживается подростками, рождая подавленное состояние и агрессию по отношению к окружающим: учителям и сверстникам. Наиболее доступные, на уровне вытянутой руки, выходы из депрессивного состояния: уход в виртуальную реальность и наркотики. Кроме того, разразившийся экономический кризис превратил многие семьи в должников с невыплаченными кредитами.

Но в центре жаркой полемики оказались не похожие, понятные большинству сегодняшних подростков обстоятельства, а коренной вопрос: насколько среда жестко детерминирует поступки человека, предопределяя его жизнь и судьбу? Какие внутренние человеческие ресурсы можно мобилизовать для сопротивления давлению извне? Общих рецептов здесь нет. У каждого свои неповторимые обстоятельства.

В развернувшейся между ребятами полемике выплескивается много личного. В пылу спора они проговариваются, невольно раскрывая интимные семейные подробности. Сама по себе возможность проговорить такое вслух – целительна, или, как написала нам Л. Улицкая, душеполезна. Но деликатность и педагогический такт не позволяют подробно выплескивать произнесенные монологи на страницы публичного издания. Здесь ровно такой же подход, как и к чужой переписке. Между тем горизонт обсуждения незаметно продолжает расширяться…

Семейные драмы – это одно. Но поистине трагический характер вечные вопросы приобретают в переломные эпохи, когда коренным образом меняется привычный уклад жизни: гражданская война, большой террор и т. д. Излишне напоминать, что наше время в широком смысле слова может быть отнесено к такому периоду.

Так вот, обсуждая вопрос о возможности внутреннего сопротивления неумолимым обстоятельствам, которые корежат человека, одна из девушек зачитывает кусок из книги Г. С. Померанца «Записки гадкого утенка», что с некоторых пор стала настольной для Алексея: «То, что я пишу, – для гадких утят. Для тех, кто хочет найти не другой птичий двор, а самих себя. Если вам не этого хочется, если какой-то улучшенный птичий двор вам нравится, – не читайте дальше. Это не для вас. Это не ваш путь. Я не хочу вас соблазнять и делать несчастными, сбивать с вашей дороги. Ездите, пожалуйста, в автобусах и в поездах… А я пошел пешком»[62].

А другая девушка вспомнила просмотренный нами недавно полнометражный анимационный фильм Гарри Бардина «Гадкий утенок», где с потрясающей иронией, гражданским мужеством и пронзительной любовью звучит та же мысль, но выраженная визуально.

«Четверг» третий: воюют не классы, нации и конфессии, а люди

Бесспорно, бывают эпохи, когда господствуют страшные тоталитарные режимы, изощренная технология которых работает на полное расчеловечивание, не менее трагичны периоды религиозных войн или геноцида, направленного на уничтожение этнической, расовой или религиозной группы. Массовые вспышки насилия, пролитая кровь, невероятные унижения – все это оставляет у тех, кто уцелел, незаживающие раны, рождает страстное желание передать последующим поколениям память сердца, а вместе с ней и жажду справедливого возмездия палачам.

Но рано или поздно фанатики идей или «мученики догмата» (Б. Пастернак) исчезают с исторической сцены. Сходят до той поры, пока политическим манипуляторам не окажется выгодно призвать в свою поддержку кровавые тени прошлого. И тогда все начинается сначала. Волны насилия и затишья чередуются. Мы живем во время относительного затишья. Слово «относительное» здесь ключевое. Локальные конфликты и так называемые гибридные войны возникают повсеместно. Тем не менее трудно отрицать тот очевидный факт, что мы в данный момент не переживаем чудовищные испытания, сравнимые с трагедией холокоста или ГУЛАГа.

В такие периоды относительного затишья обнажается простая истина: между собой воюют не классы, нации и конфессии, а люди. В нашей большой школе учатся дети самых разных национальностей. Среди них армяне, азербайджанцы, турки. Живут и учатся они дружно, вместе участвуют в фестивалях и школьных спектаклях, как до