Наследник огня и пепла. Том ХI. Кровь вассалов - Владислав Добрый

Беспокойство, саднящее внутри, как желание закурить, вдруг исчезло. Ничто не успокаивает так, как понимание своей правоты.

Хотя, конечно, лучше быть правым, сидя в собственном замке, в окружении вооружённых людей, готовых убить и умереть за тебя.

За это можно выпить.

Глава 17. Неправильная осада

Если честно, откровения Пана насчёт того, что мы, люди, были созданы — или, как я подозревал, скорее выведены — как домашние животные, всё больше казались мне правдоподобными. Как собачка-компаньон, выбирающая себе хозяина и безусловно отдающая ему свою преданность, так и люди любят выбирать себе хозяина. Наделять его всеми качествами и преданно служить.

Я бы расстроился от такого осознания, но в последнее время этим «хозяином» был я.

Пока свеженабранные бранкоты со слугами, големами, лекарями, маркитантками и прочим обозом сплавлялись вниз по каналу на баржах, а потом по реке Во до Башенной реки и по ней вверх, к лагерю рядом с Башенным мостом, я во главе конных всадников двигался прямо через Долину.

Впервые я даже приблизительно не знал, сколько со мной людей. Они приходили и уходили целыми отрядами. Выступил я примерно с четырьмя сотнями, из которых около полусотни были всадники Вирак и Роннель, около двух сотен — мои вассалы: те, что пришли со мной из Бурелома, и те, кто изъявил желание участвовать в войне.

Поскольку было ясно, что дело продлится больше двух недель, всё это было добровольно. Но никто не мешал людям изъявить яростную поддержку, а потом, через пару недель, сослаться на серьёзную проблему вроде захромавшей лошади — и тихонько уйти домой. И это было даже лучше, чем если бы они показали спину в бою. Именно с таким расчётом я повёл их через Долину: чтобы отсеялись все лишние и малозаинтересованные.

По моим расчётам, налегке мы должны были дойти до Башенного моста недели за две. Я ошибся.

И дело было даже не в том, что шли четыре недели — к счастью, зима в Долине выдалась особенно мягкой, да и у побережья было заметно теплее. Было всего пару дней, когда температура, по ощущениям, опускалась ниже нуля. Правда, ночами часто валил пушистый снег, к обеду от него оставались нерастаявшие сугробы только в глубоких тенях.

Копыта лошадей самым жестоким образом разбивали лишь слегка подмёрзшую землю, превращая дороги в вязкую, местами по колено, грязь. Но и тут зимний поход давал преимущество — всегда можно было срезать через поля, благо урожай был убран. Оставалась опасность пройтись по озимым, но в Долине такое почти не практиковали — вполне хватало и тёплого времени года.

Мы обошлись без обоза, поскольку впереди нас, предвестниками разорения, шли послы и герольды. Увешанные длинными, на манер моего боевого стяга, знамёнами, в ярких дорогих тканях, даже кони у них были украшены; они трубили в рога у городских и замковых стен. И выразившая когда-то желание стать союзником Караэна местная знать потрошила амбары и принимала гостей.

Я старался не задерживаться в одном месте больше дня, но это стало почти невозможно. Хоть мелкие замки и городки явно тяготились обязательствами союзников, где говорилось что-то о «крове и пище для людей города Караэн и лиц, на которых будет указано отдельно», всё это почти всегда превращалось в пир.

Никто не оказался настолько жадным, чтобы выставить только необходимый минимум. Овёс боевым коням и лепёшки с сыром всухомятку. Бедным — да. Как минимум к этому прилагалось пиво. А то и вино. Наш военный отряд очень быстро превратился в помесь свадебного поезда и передвижного фестиваля тяжёлого рока с турнирами.

К счастью, дядька Гирен умудрился добиться того, чтобы приличия во всём этом бедламе соблюдались — то есть, никто без повода никого не резал. Думаю, по малейшему поводу нарушителей порядка гнули мои вассалы и дружина. Впрочем, зная меру — мне никто на их беспредел не жаловался, хотя я сам видел, как Эмме подарили украшенные серебряными орлами наручи, которые я заметил на бароне у замка, где мы остановились. Я не поленился найти этого крепкого сорокалетнего старика. Он был пьян и весел. Осторожно спросил, все ли его доспехи при нём. Ответить внятно он не смог — его коварно напоили неразбавленном вином. Вместо него ответил его слуга. С грустным лицом сообщил, что да, разве что некоторые части доспеха господин проиграл в дружеском поединке, а некоторые — проспорил, не сумев выпить бочонок вина.

Это происшествие и близко не отражает весь тот угар, который творился в процессе нашего «марш-броска».

Я видел всё это издалека — со своей недосягаемой высоты. Но даже так, поучаствовав в гулянках на правах портрета и предмета обмытия, я всё равно получил массу удовольствия.

Прекрасный был месяц.

Люди присоединялись к нам, шли несколько дней — до большой пьянки — и отставали. Но некоторые действительно оставались. Зато те, кто шёл с самого Караэна, часто не выдерживали нагрузку на печень и сходили с дистанции, оставаясь позади.

Некоторые нас нагоняли, другие — нет. Текучка была, может, и чуть меньше, чем на вокзале, но не намного. И то — в основном благодаря костяку моих вассалов.

Однако, когда мы были в пяти пеших переходах от Башенного моста, я запретил напиваться и устроил марш-бросок. За два дня люди малость пришли в себя, и когда вечер третьего дня застал нас у Башенного моста, сотни собутыльников уже напоминали военный отряд. Безобразно растянутый на многие километры по дороге, но всё же.

Пехота прибыла всего за пару дней до нас. Их задержала непогода на реке — так, по крайней мере, они объяснились. Я был готов увидеть бардак, кучу обмороженных, измученных, голодных людей. И был приятно удивлён порядком, царившим в большом, обнесённом земляным валом лагере.

Добротные, наполовину врытые в землю бараки не вместили всех — многие были расквартированы в округе, в крестьянских домах. Хир долгобородов и Стража Караэна и вовсе стояли в городке поблизости. Там же, на подступах, раскинули палатки феодальное ополчение — их вёл Эйрик Кровавая Секира. Людей у него было немного: пара десятков конных и вдвое больше пеших, видимо просто вооружённых слуг. Зато даже на вид эти парни выглядели тёртыми и бывалыми.

В отличие от весёлых и склонных к празднику рыцарей, командиры пехоты — бывшие крестьяне и ремесленники — пришли на работу. Без пафоса, без речей. Просто знали, зачем они здесь.

Уже на следующее утро мы подступили к Сенешалю.