Позывной «Хаос». Обучаясь быть лидерами - Джеймс Мэттис

Во время одного из наиболее яростных споров кто-то из шейхов потребовал сообщить, когда мы уйдем.

— И не подумаю об этом, — ответил я. — Я купил небольшой участок земли на Евфрате, и собираюсь жениться на одной из ваших дочерей и отправиться туда на пенсию.

Из Багдада приезжали репортеры, и мои слова иногда попадали в новости. Язык — это тоже оружие. В официальных обстоятельствах я расчетлив, но высказываюсь резко. О важных вещах не стóит говорить вскользь. Воспитанный на американском Западе, я не прячусь за эвфемизмами, и когда переговоры превратились в танец кабуки, я предупредил своих собеседников:

— Я пришел с миром. Я не привез пушки, но умоляю вас со слезами на глазах: если вы мне нахамите, я вас всех поубиваю.

Шейхи никак не отреагировали на мое предупреждение. Разговаривая со мной, они давали своим сыновьям возможность присоединиться к повстанцам, — невольно отказываясь от собственной власти.

С каждым днем наше положение становилось все более и более несостоятельным. В Рамади, столице провинции, часто вспыхивали бои; нам приходилось защищать губернатора, который находился в осаде в своем собственном кабинете. Колонны из Кувейта, идущие через мою южную зону ответственности, регулярно попадали в засады, а в Багдаде заканчивались припасы. До меня доносились разговоры об эвакуации дипломатического квартала, известного как «Зеленая зона».

В моих ночных разговорах с Джимом Конвеем мы подавляли свое разочарование и справлялись с обстановкой. Вариантов у нас было немного. Мне пришлось сманеврировать и перебросить те свои войска, которые меньше всего участвовали в борьбе с врагом, на самые опасные участки. Но нельзя было отрицать и возросшую опасность для иракского населения, которое мы оставили без защиты. Всякий раз, когда член Конгресса, сотрудник вашингтонской администрации или любой другой визитёр из Штатов или Багдада наносил визит вежливости или просил о брифинге, я повторял одно и то же: я не смогу победить, работая от обороны; и не смогу достичь цели, будучи прикованным к месту. Поэтому отпустите моих морских пехотинцев, чтобы они быстро покончили с Фаллуджей, а потом я смогу перераспределить их по всей зоне ответственности.

Военные штабы в Багдаде, так же, как и я, были разочарованы бесплодными переговорами и чувствовали, что нам позволят продолжить наступление. Вышестоящие военные чины устно сообщили мне, чтобы я был готов, и что скоро мои руки будут развязаны. Итак, 23-го апреля я снова передал Джону Тулану, чтобы он готовился к возобновлению наступления. На следующий день он созвал командиров штурмовых батальонов в комнату для совещаний в своем центре боевого управления, расположенном в миле от Фаллуджи. План наступления был прост: батальоны должны были атаковать с севера, юга и востока и двигаться к реке Евфрат, где их ждал батальон армейцев. В классическом маневре «молот и наковальня» мы должны были разбить исламистов, уничтожив их физически и разрушив их привлекательный психологический образ. Выхода не оставалось.

Но тут на первый план снова вышла политическая сумятица. Мне пришлось отозвать Джона с совещания, чтобы сообщить ему плохие вести.

— Только что Джиму Конвею позвонил генерал Санчес. Мы не должны возобновлять атаку.

— Наши приказы изменились, — позже объяснил Конвей прессе.

— Это приказ сверху, из Вашингтона? — спросил репортер NewYorkTimes.

— Я бы не ставил так вопрос, — ответил генерал. — Вероятно, мы собирались наращивать силы, но эти [приказы] просто изменились. Такое не редкость.

Последствия такой несогласованности как на уровне командования на ТВД, и на уровне верховного командования невозможно переоценить. Сбивающие с толку — вот подходящее слово. Моей дивизии давали приказы о том, чего не делать — не атаковать, — но не давали никаких приказов о том, что делать.

Все напоминало день сурка. В ходе продолжающихся городских боев в течение следующих нескольких дней моя дивизия потеряла восемнадцать человек убитыми и ранеными.

Конвею этого оказалось достаточно. Командование экспедиционного соединения морской пехоты через ЦРУ связалось с несколькими бывшими иракскими генералами. Они хотели, чтобы морские пехотинцы были выведены, чтобы они могли сформировать внутри города иракскую «домашнюю гвардию» — «Бригаду Фаллуджи». После восемнадцати дней переговоров, которые ни к чему не привели, генерал Конвей согласился отвести морскую пехоту и позволить бывшим иракским генералам попытаться вытеснить террористов. Я же считал, что это напрасная надежда. У нас не было возможности проверить этих новобранцев из «Бригады Фаллуджи», а поскольку в городе по-прежнему доминировали Заркави и Джанаби, то те, кто вступал в это подразделение, скорее всего, становились нашими врагами, — как только они вооружались, они оказывались под властью Заркави, и единственным способом отправить их в отставку была бы их ликвидация.

С самого начала это специальное соглашение было чревато последствиями. Через несколько дней я поехал на место наших переговоров. Джон Тулан был там и разговаривал с подполковником Сулейманом, командиром иракских национальных гвардейцев, работавших с нами. Уроженец Фаллуджи, Сулейман был жестким, справедливым человеком, считавшим Джанаби и исламистов реальной угрозой. Вскоре после моего прибытия неожиданно появился иракский «бригадный генерал» по имени Салех, одетый в свою лучшую зеленую форму времен Саддама. Его появление застало меня врасплох.

Увидев Салеха, подполковник Сулейман стиснул челюсти, и его лицо побагровело от ярости. Джон поспешно вывел его в другую комнату, где Сулейман категорически запротестовал, чтобы тот работал вместе с нами, потому что теперь эта так называемая «Бригада Фаллуджи» будет контролироваться террористами и генералами времен Саддама, такими как Салех.

— Вас обманули, — заявил он Джону.

Когда Салех уходил, Тони Перри, репортер газеты «Лос-Анджелес таймс», спросил его, пришел ли он, чтобы взять на себя ответственность за ситуацию. На ломаном английском улыбающийся Салех сообщил, что он действительно принимает командование бригадой в Фаллудже. Тони получил сенсацию. Чтобы смягчить последствия истории, которую, как я знал, собирался написать журналист, я прервался, чтобы сказать ему:

— У нас все получится.

В течение следующих семидесяти двух часов в ответ на атаки нашего ободренного противника мы нанесли три десятка ударов по целям в городе. В Багдаде те же иракские политики, которые раньше выступали против применения военной силы в Фаллудже, теперь перешли на другую сторону. Управляющий совет Ирака предостерег от «умиротворения» террористов. Шиитские политики утверждали, что создание суннитской бригады — это надувательство. Выступая против передачи им власти, Бремер решительно возражал Белому дому.

Именно в этот сложный момент в программе «60 минут» на телеканале CBS появилась информация о злоупотреблениях, происходящих в тюрьме Абу-Грейб, расположенной в двадцати милях к востоку от Фаллуджи. На фотографиях, сделанных американскими охранниками, группы иракских мужчин лежали голыми и стояли с завязанными глазами на табуретах, а к их рукам были прикреплены провода. Эти графические