Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

И что с таким брехуном делать? — задумчиво протянул Губитель, потирая подбородок. — Ни на что не годится! Для борделя стар, для потехи — слаб, а весло так даже не подымет.

Пираты снова заржали, аки кони.

Бара Шаад вскинулся и посмотрел моляще. Хотел, видать, напомнить про щедрый откуп. Даже рот открыл. Но наткнулся на свирепый взгляд Быка и тут же закрыл, не вымолив ни слова.

— Принесём его в жертву ветрам! — крикнул кто-то.

— И то верно! — поддержали другие. — Он большой и толстый! Знатное выйдет подношение!

— Да!

— Да-а-а!!!

Бара затрясся и заскулил. Похоже, теперь он плакал по-настоящему.

Губитель дев усмехнулся.

— А ты что скажешь, Вепрь? — спросил он. — Скинем за борт лихоимца?

— Он хорошо обращался со мной, когда выводил на ристалище, — честно признался Ледорез.

Жалости к Торговцу мясом он не испытывал, но правда есть правда: Бара никогда не стегал его бичом, не морил голодом, не калечил и даже не клеймил, как другие владельцы своих бойцов.

Губитель с пониманием кивнул.

— Раз так — заслуживает милости, — сказал он. — Думается, с серебром да золотом такой пройдоха легко управится.

Бара просиял, расплылся в улыбке, и Губитель озвучил решение:

— Продадим в гаремные счетоводы.

Бара тут же спал с лица.

— Но… господин! — пролепетал он. — В гаремы берут только евнухов!

— Знаю, — спокойно изрёк Губитель и дал знак Быку: — Увести!

Обмякшего Бару подхватили под руки и утащили в трюм, а после него пришёл черед старого лекаря.

Янгарь явно боялся, хоть и старался держаться достойно. Знамо дело, солёные братья народ опасный: одно лишнее слово или дерзкий взгляд — в мгновение ока вздёрнут на рее или выкинут за́борт.

Яромир не стал дожидаться решений и заговорил вперёд, обращаясь к Губителю дев.

— Отдай мне этого человека, — потребовал твёрдо.

Ледорез настроился на долгий муторный спор и загодя запасся аргументами.

«Старик спас мне жизнь», — мог бы сказать он, но… этого не понадобилось.

Вообще ничего не понадобилось.

— Забирай, коли нужен! — без малейшего колебания заявил Губитель, дружески хлопнув его по плечу. — Считай — твоя доля!

Глава 35

Снасти скрипели. Яр задумчиво глядел на них. Губитель дев потратил немало времени, разъясняя новоиспечённому брату, чем отличаются фалы от брасов, но преуспел не больше, чем тот чудак из сказки, что словил зайца и пытался выучить курить. Западный ветер щедро наполнял паруса, и драккары, вкупе с захваченной лерийской галерой, ровной вереницей двигались туда, где солнце обжигало горизонт долгим багряным поцелуем.

Янгарь приблизился, с опаской поглядывая на суетящихся на палубе солёных братьев, и встал за спиной. Он молчал целую вечность, переминаясь с ноги на ногу, но наконец набрался решимости и вопросил:

— Как господин желает мной распорядиться?

Яромир обернулся, смерил старика взглядом и коротко бросил:

— Никак.

Янгарь посмотрел озадаченно. Во взгляде плескалась растерянность.

— Господин собирается меня продать?

Ледорез раздраженно нахмурился.

— С чего бы?

— Если мои умения не потребны господину, то… — робко начал старик.

— Завязывай, — велел Яр.

Янгарь уставился с непониманием и испугом. Пришлось объяснять.

— Прекращай величать меня господином. Ты мне не раб, я тебе не хозяин. Усёк?

— Усёк, — кивнул старый лекарь. — Буду звать Вепрем. Сгодится?

Ледорез кивнул. Сгодится, мол.

— Раз так, скажи, Вепрь, какой судьбы мне ждать?

— Я над твоей судьбой не властен.

— Но… ты спас меня!

— А ты — меня. Дважды. — Яромир отвернулся и снова уставился на пылающее зарево. — Жизнь за жизнь, старик.

Янгарь не торопился возвращаться в трюм, и это раздражало. Послать его, что ли, в пекло к бесовой бабке?

— Не обижай доброго человека, — шепнул Марий, возникая у мачты. — Утешь старого ласковым словом.

Ласковым?

Яромир хмуро зыркнул на друга, а тот, с гранитной твёрдостью, на него.

— Уж поднатужься, Мелкий. Напряги извилины. Авось, найдётся, что сказать.

«Экий доброхот отыскался!» — сердито подумал Яр и буркнул, обращаясь к лекарю:

— Как пристанем в Закатной гавани, отправляйся, куда захочешь, — сказал он. — Хоть на все четыре стороны.

Пару мгновений Янгарь переваривал ответ. Потом кивнул.

— Твоя воля, Вепрь. Прости, что нарушил уединение.

Яр мысленно хмыкнул. Ишь, ты!

— Бывай, — бросил он.

Но старик не ушёл. Встал рядом. Поднял глаза и всмотрелся в лицо.

— О чём твоя боль?

Яр вздрогнул от вопроса, как от молнии и повёл плечом, прогоняя мурашки.

Вот же…

— Твоя душа полна тоски, — не отвязывался старик. — Это видно.

Ледорез смерил Янгаря взглядом. Отчего-то вспомнилось, как лекарь врачевал его после схватки с саблекрутом.

— Показалось, — выцедил он, однако Янгарь не отступился.

— Коли сердце кровоточит, поведай о своих горестях. Увидишь — станет легче.

Яромир фыркнул. Вот ещё! Свинья скажет борову, а боров всему городу. Хотя…

— Кто тебя подослал? — он ухватил старика и крепко стиснул пальцы на дряблом запястье. — Отвечай!

Янгарь и бровью не повёл.

— Никто, — молвил спокойно. — Я предлагаю помощь по доброй воле. Особенно когда вижу, как сильно она нужна.

— Не нужна мне помощь. — Яр отпустил его и отвернулся. — Проваливай.

— Лекари Храма никому не разбалтывают секретов и тайн, — прямо завил Янгарь, словно почуяв его опасения. — Такова наша клятва. И если надумаешь…

— Я потерял сестру, — неожиданно для себя выпалил Яр. — Доволен?

Янгарь посмотрел странным взглядом. Слишком уж тёплым и участливым. Так не глядел никогда и никто. Даже Марий.

— Мне жаль, — сказал Янгарь, коснувшись ладонью плеча. Ледорез мог бы вырвать ему руки, но не стал. — Скорблю вместе с тобой, Вепрь. Уверен, она погибла достойной смертью.

Каждый день начинался одинаково. Губитель дев командовал на головном драккаре. Бык заправлял на остальных: подавал сигналы с помощью начищенного до блеска серебряного зеркальца и, если понадобится, трубил в рог. Солёные братья работали слаженно: в штиль гребцы дружно налегали на вёсла (Яр завсегда садился у свободной уключины), матросня ловко натягивала пеньковые канаты, Рыжик лазал по реям, точно лерийский макак, таскал воду, драил палубу и подносил заморённым гребцам смоченные в вине хлебные корки.

Синегорка не принимала участия в мореходной суете. Она занималась другим. На радость отвыкшим от женских прелестей пиратам,